Para bellum

Доротея обладала спортивными таланта­ми и сумела стать лучшей пловчихой Бер­лина. Оба молодых человека не раз подхо­дили к ней после удачных заплывов, и она стояла перед ними в мокром белом ку­пальнике, как северная богиня, как вопло­щение немецкой красоты и доблести. Но, сказав несколько любезных фраз, молодые люди учтиво раскланивались и отходили к своей тщедушной Иоланте. Подхватывая ее под острые локотки, они исчезали в толпе. За чертой стадиона, встретив Доротею, они никогда не кланялись — ее не узнавали, не замечали, не видели. Потому что Иолан­та фон Фалькенгайн была своя, а Доротея Шерер — чужая.

Чертила Доротея превосходно, потому что, как однажды сказал директору школы инженер Горст, у нее была твердая рука. Из случайно услышанного разговора Кон­рада и Кая она узнала, что оба они состо­ят членами стрелкового союза. Доротея немедленно записалась туда, и твердая ру­ка быстро вывела ее в состязаниях по стрельбе на первое место среди женщин. И снова она принимала поздравления от учтиво улыбавшихся молодых людей, кото­рые через полчаса, на улице, снова не узнавали ее.

Лишь однажды они допустили ее в свою компанию — только для того, чтобы вос­пользоваться ее неопытностью, опозорить и выбросить, как тряпку. К Каю приезжал из Мюнхена его друг, такой же развязный красавчик. По этому поводу они устроили пикник и пригласили Доротею. Ее застав­ляли пить какую-то ужасную смесь, а так как она раньше никогда не пробовала спиртного, то быстро опьянела, и друг Кая увез ее на своей машине к себе в гостини­цу и продержал всю ночь. Он лишил До­ротею невинности, пообещав непременно жениться. А утром уехал в Мюнхен, и боль­ше она его не видела.

Никакими словами невозможно описать, что пережила она тогда. Происшедшее удалось скрыть от родителей, но куда скроешься от самой себя? Доротея покля­лась перед богом, что разыщет и убьет не­годяя. И он умер бы от ее руки, если бы не погиб в авиационной катастрофе.

Глухая, тяжелая, слепая ненависть тлела в сердце Доротеи, которая, кстати, к тому времени переменила свое плебейское имя на аристократическое Дорис. Но это мало помогло.

Помимо ее воли в конце концов получи­лось так, что те серые недруги с север­ных окраин города слились в ее сознании в одну общую враждебную массу с этими блестящими из западной части.

Книги, отданные отцом в ее распоряже­ние, чудесным образом все объясняли и отвечали убедительно и категорично на му­чившие ее вопросы. Дорис вступила в на­цистскую партию.

По счастью, ждать пришлось не так уж долго. Скоро к власти пришел настоящий вождь, фюрер, которого Доротея сама, по собственному желанию и разумению, вы­брала своим духовным отцом...

По чести говоря, Дитер Шерер всегда испытывал чувство некоторой неполноцен­ности от того, что у него растет дочь, а не сын. Как ни утешай себя, а продолжать род может только наследник, а не наследница, а фюреру в первую очередь нужны верные бойцы. Во всех других отношениях семья Шерер была той классической ячейкой, из множества которых Гитлер сплел свою сеть.

Однако Дорис не посрамила семьи Ше­рер, даром что не мужчина.

С приходом Гитлера к власти все разом перевернулось. Ее трехлетний партийный стаж был учтен, и однажды Дорис Шерер получила приказ участвовать в арестах. А затем ей поручили охрану в бункерах аре­стованных женщин и детей.

Вначале это казалось страшным — подой­ти к хорошо одетой даме и вместо вежли­вого «Прошу вас, станьте здесь» крикнуть: «Назад!» и больно ударить ее кулаком в грудь или в лицо. Но скоро Дорис сдела­ла открытие: после недели сидения без сна и умывания на каменном полу уголь­ного бункера любая дама превращается в черно-серую ворону, становится очень по­хожей на тех женщин, которые вечно ворча­ли у прилавка ее деда и отца. Со сладост­ным мстительным чувством ждала Дорис Шерер момента, когда она возьмет за ши­ворот щупленькую фрейлейн Иоланту фон Фалькенгайн и покажет ей, что такое силь­ная рука настоящей дочери северного бо­га Вотана. Но ожидания были напрасны: однажды во время очередного парада, стоя в карауле, Дорис увидела Иоланту в почет­ной ложе, а потом, пропуская ее к трибу­не, вынуждена была вытянуться и отдать честь. Да, многое изменилось в Германии, но, оказывается, не все!

Своей безупречной службой она обрати­ла на себя внимание командира штурмо­вых отрядов города Берлина — знамени­того Эрнста. Он вызвал ее, объявил благо­дарность, и уже во время аудиенции До­рис женским инстинктом почувствовала, что Эрнст смотрит на нее не просто как на своего бойца, что здесь не исключена воз­можность сближения, а это — прямой путь к собственной машине и деньгам. Но Эрнст был в недалеком прошлом всего лишь ре­сторанным официантом, он хам и неуч, а его деньги — ворованные крохи того, чем по праву рождения владела Иоланта фон Фалькенгайн. Дорис не пошла на сделку со своим самолюбием. Не о том она мечтала. Пусть она будет пока спать на узкой желез­ной койке под грубым солдатским одея­лом. У нее еще есть время...