Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

Жажда странствий охватила художника: "Этот совершенно неизвестный мир, и его изучение было моей мечтой, и вот эта мечта осуществилась", – писал он впоследствии. Туркестанский линейный полк принял участие во всех боях Кауфмана, в том числе в сражении на Зауравланских высотах, запечатленных художником на полотне. Шумков пишет, что Каразин – честно исполнял свой солдатский долг и, участвуя в колониальной войне, не запятнал себя ни единым расистским высказыванием или жестокостью. Мягко говоря – это неправда! Каразин – человек своего времени, и его биография не нуждается в приукрашивании. Участник кампании, впоследствии военный министр, генерал А.Н. Куропаткин в неопубликованных мемуарах писал: "В нашем отряде очутились два известных художника: Василий Васильевич Верещагин и Каразин. Верещагин… решил остаться в Самарканде, прельщенный красотами его расположения и памятниками тамерлановской эпохи – мечетями. Каразин командовал в 5-м линейном батальоне. Его осуждали, что при объезде Кауфманом войск после боя Каразин стоял на правом фланге своей роты с шашкою в крови. Такую выставку своего участия в рукопашной схватке мы находили неприличной для уважающего себя и свое оружие офицера"202. Это свидетельство участника событий в свою очередь подхлестнуло автора монографии о Верещагине противопоставить своего "героя-гуманиста"-"кровожадности" Каразина, что тоже не соответствует действительности. Сам же Верещагин рассказывал, как во время "Самаркандского сиденья" он обучал солдат стрелять по мятежным сартам или как он же поджигал торговые ряды города203. Да и как иначе могло происходить, когда возле Верещагина было убито 40 человек, как врагов, так и друзей204.

Возвращаясь к Каразину, укажем, что в соответствии с инструкцией, полученной действующими войсками от Русского географического общества, он принял участие в ряде научных экспедиций. В 1870 г., в связи с ухудшением здоровья, после нескольких ранений Николай Николаевич вторично выходит в отставку в чине капитана и поселяется в Петербурге. В конце 1871 г. почти одновременно с этим он выступил в качестве беллетриста в журнале "Дело" романом "На далеких окраинах" и во "Всемирной иллюстрации" серией рисунков о Средней Азии. А.К. Лебедев, сравнивая работы Верещагина и Каразина, отдает полное предпочтение первому. При всей остроте и броскости в профессиональном смысле Каразин уступает ученику Жерома. С другой стороны, Лебедев указывает на колониальный характер творчества Каразина, который главный интерес видит в передаче жутких, кровавых сцен. Будто бы в них нет и следа гуманизма Верещагина. Это, конечно же, преувеличение. Скажем, рисунок "Казнь преступников в Бухаре" можно трактовать как протест против изуверства, а не любование жестокостью Востока. Сам же Каразин писал об изуверстве мусульманских владык: "Не проходит ни одного базарного дня, чтобы на площадях, присутственных местах, отведенных для убоя скота, кровь несчастных, провинившихся перед шариатом, не смешивалась бы с кровью волов и баранов"205. Одна из лучших работ Каразина – исполненная тушью "Молитва в степи" (1882 г., Куйбышевский краеведческий музей), где именно "гуманистические" чувства охватывают зрителя, желающего присоединиться к одинокой фигуре молящегося… Во всяком случае, как иллюстратор Каразин достиг признания. Руководители многотомной серии "Живописная Россия", предпринятой исключительно энтузиазмом и под редакцией Семенова-Тянь-Шанского и вышедшей в издательстве Маврикия Осиповича Вольфа, предложили ему принять участие в ее иллюстрировании. Том, посвященный Средней Азии, почти единолично проиллюстрирован им. Впоследствии Каразин принял участие еще в нескольких экспедициях в Туркестан, каждый раз это давало толчок его творчеству. Александр Бенуа, художник диаметрально противоположного направления, заметил Каразина и дал его описание на одном из акварельных вечеров в Академии: «На другом углу, сочно посасывая сигару и при этом непрерывно рассказывая про свои баснословные похождения, "русский Гюстав Доре" – Н.Н. Каразин набрасывал черной тушью и белилами то тянувшиеся по степи караваны, то тройку, мчавшуюся по занесенному снегом лесу…»206 Как видим, в тексте титул "Русский Доре" звучит не иронически.

Что же касается литературного творчества, то его преимущество перед Верещагиным очевидно. (Я сравнил бы пару Верещагин – Каразин с парой Волошин – Богаевский, где очевидно превосходство каждого в своей области.) В довоенные времена, когда советская критика называла иногда вещи своими именами, Каразин считался самым талантливым писателем колониального жанра. Каразин изображал купцов, предпринимателей, аферистов, искателей приключений, хлынувших в Среднюю Азию вслед за победоносными войсками Кауфмана. Их влекла легкая добыча.