Параллели сходятся

Правда, в некоторых комсомольских организациях вручение комсомольских билетов приурочивается к какому-нибудь празднику и происходит в торжественной обстановке. Это уже запоминается. Мне думается, что этот опыт надо распространить возможно шире.

Тут я не могу не упомянуть ещё об одной волнующей встрече, связанной с поездками по стране. Так получилось, что в городе своей юности Туле, где начиналась моя творческая жизнь, я сумел побывать лишь сравнительно недавно, на торжествах, посвящённых двадцатипятилетию со дня разгрома немецко-фашистских захватчиков под Тулой.

Мне показалось, что здесь я никогда не жил. Вот на этом месте была Толстовская застава, а теперь застава почему-то очутилась в центре города, так же как и Белоусовский парк, названный в честь его основателя. Старинный парк, исхоженный мною в юности вдоль и поперёк. А рядом с ним как продолжение его аллей уже успел вырасти другой, ещё более густой и обширный парк, посаженный комсомольцами города.

Какая славная традиция! Вечером на торжественном заседании, посвящённом разгрому немецко-фашистских захватчиков под Тулой и вручению городу ордена Ленина, я невольно подумал: как рождалась эта победа? Откуда начинаются боевые традиции, свидетелем которых я был в юности? И вспомнились мне части особого назначения (ЧОН), куда входили коммунисты и комсомольцы рабфака. В этот торжественный вечер, когда вспоминали в числе участников боёв войска НКВД и Первый рабочий полк, покрывшие себя неувядаемой славой, мне подумалось, что всё это — звенья одной цепи в боевых традициях туляков. И после того как был прикреплён орден Ленина к знамени Тулы и секретарь обкома партии, встав на одно колено, прикоснулся губами к алому полотнищу, то в этом проявились ещё более давние традиции, которым следуют мои земляки.

Но вот чеканным шагом вошли в зал и поднялись на сцену комсомольцы и пионеры, и тогда показалось, что среди них я вижу своих товарищей по школе, по рабфаку, моих далёких сверстников. Именно так — со знамёнами на сцене, когда нас принимали в комсомол. А вот тот, курчавый, читает торжественные стихи. Наверное, это я был таким. Пусть ему достанется такое же счастье “трудного возраста”, какое мне пришлось испытать. Не знаю, как он захочет, но пусть в его юности повторяются и мои ошибки, хотя лучше обойтись без них.

Прозвучала торжественная клятва верности нашему великому делу.

— Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!

И я смахнул непрошеную слезу. Да разве только я один?

7

Письма, в которых раскрываются сердца. О чём они? “Тайна

исповеди” и гражданский долг. Как быть, когда не

работается? И в заключение я пробую ответить на вопрос:

“Что нужно для того, чтобы сделаться писателем?”

Не меньшее значение, чем встречи писателя с читателями, имеет его почта. Это отклики, советы и просьбы разобраться в тех или иных жизненных ситуациях. Нередки и просьбы о помощи вмешаться в гражданские и уголовные дела. Мне, например, чаще всего присылают письма-исповеди, в которых затрагиваются столь интимные вопросы, что ни родителям, ни самым близким друзьям не осмелишься высказать. Речь идёт в основном о молодёжи. Видимо, тем, кому пришлись мои мысли по душе, захотелось поделиться своими горестями и сомнениями с человеком, который, как они по наивности думают, призван разрешать все эти сложные вопросы. А кроме того, тут, видимо, помогает дистанция — от тебя писатель далеко, лично тебя не знает и ничего не расскажет ни твоим родным, ни друзьям, ни знакомым. Исповедуясь перед писателем, наши друзья-читатели глубоко верили в писательское благородство, в то, что он не воспользуется их признанием во вред тому, кто на это решился. Правда, для полной безопасности кое-кто из авторов пространных исповедей добавляют: “Прошу нигде моё письмо по опубликовывать с упоминанием моей фамилии. Прошу также не указывать и города, где произошли эти события. Иначе все узнают”.

Нужно ли говорить о том, что, широко пользуясь читательскими письмами, ни я, ни мои коллеги никогда не злоупотребляем доверием автора письма, всеми силами стараясь оградить его интересы. В своих статьях и книгах, если я и привожу какие-нибудь факты из писем, то не только не указываю места, откуда прислано то или иное письмо, но пытаюсь его изложить так, чтобы никто даже по стилю не догадался, кем оно написано.

Как правило, я никогда не вмешиваюсь в уголовные дела. Как говорится, не моя специальность. Однако часто получаю письма от заключённых, в которых они пишут о сожалении, что мои книжки по воспитанию попали к ним слишком поздно. Может быть, и жизнь тогда повернулась бы иначе. Конечно, это комплимент, но он не преследует никакой корысти, никаких просьб в письмах нет.