Парень с большим именем

На первом же кочевье разведка узнала большие новости. Русский царь и все его помощники свергнуты. Правит страной новое, Временное правительство. Казахи-повстанцы могут возвращаться на свои места, их никто не будет преследовать. Бои в Казахстане кончились. Но большая война с немцами еще идет. Вестники Длинного уха рассказывали, что есть люди, которые требуют: «Долой войну!»

Разведчики передвигались группой вместе. Им никто не мешал бывать где вздумается, говорить что захочется. Старые царские власти разбежались и сами старались не показываться людям, новые чувствовали себя временными и не знали, что делать. Да их и не слушались: всякому понятно, что временный работает кое-как либо совсем не работает и только ждет постоянного.

Казахи-разведчики интересовались своим: что творится у них в аулах, на кочевьях, живы ли, где находятся родные и близкие люди?

Иван Конышев и Шарафей болели за свое: можно ли им объявиться, будут ли спрашивать с них за обоз с оружием, скоро ли кончится война и солдат отпустят домой?

В Алма-Ате они поговорили с фронтовиками, которые лежали в госпитале по ранению. Получалось, что команде Конышева рано объявляться. Война. Их обязательно отправят в свою воинскую часть. А там расправятся по законам военного времени и за обоз с оружием, и за дезертирство. Вместо дома — Вологды, Казани, Полтавы… — загремишь на передовую, в штрафной батальон.

— Где бы повидать этих, которые всем недовольны? — спросил Конышев.

— Каких это? Вот мы — недовольные. — Разговор происходил около госпиталя в саду, куда выздоравливающие вышли погулять.

— Ну, этих… этих… — Конышев щелкал пальцами. — «Долой войну!».

— Большевиков, — догадались выздоравливающие. — У нас в лазарете полно их. Завтра будет митинг. Приходите!

— Пустят? — спросил Иван. — Небось солдатам и собакам вход воспрещен.

— Это давно отменили везде. Выкинули вместе с царем-батюшкой.

Митинг был назначен в том же госпитальном саду. Иван и Шарафей явились раньше всех. Но скучать им не пришлось. Едва они появились, из госпиталя выпорхнула к ним молоденькая женщина в белом халате и косынке:

— Вы, товарищи, на митинг? Да, хорошо, — и очень обрадовалась. — У нас народ больной, так я попрошу вас перетаскать из сада все скамейки сюда, — и указала место.

Они перенесли десятка три скамеек и еще стол и несколько стульев из госпиталя. Женщина закрыла стол красным лоскутом и спросила:

— Проголодались, товарищи?

Они давно жили несытно. Их накормили пшенной кашей и яблочным компотом.

Начали выходить больные. Кажется, были всякие уроды, каких может сделать война: безногие, безрукие, скрюченные, обмотанные бинтами. Одни шли сами на костылях, другим помогали санитары.

Затем приехали на бричке три человека из города — два штатских, один солдат. Они сели к столу на стулья. Конышев и Шарафей, как говорится иногда, пожирали глазами все происходящее. Они еще не видывали митинга. Приготовления будто к молебну, но без икон, без попов.

Все расселись, примолкли. Один из приезжих встал и сказал, что митинг устраивает городская организация большевиков. Первое слово предоставляется делегату из действующей армии. После этого сел, а солдат встал.

Он был худой, наверно, с месяц небритый, в дырявой шинелишке, в лаптях и в такой измятой солдатской фуражке, будто не только носил ее, а сидел и спал на ней всю войну.

Говорил он вроде того, как работает молотилка, начал спокойно, внятно:

— Товарищи, я послан к вам большевиками фронта. Мы считаем, что надо кончать войну, которую затеяли царь и буржуи, расходиться по домам, отнимать у помещиков землю, брать власть в рабоче-крестьянские руки. — А потом заспешил, рассердился, только и слышно: — Долой войну! Долой Временное правительство! Посидело и хватит, уступай место постоянному! Долой богачей! Всю власть рабочим, крестьянам и солдатам!

Сорвал свою фуражку, хлопает при каждом «долой» по столу, словно выбивает пыль из нее, вот почему она такая мятая. Пока он говорил, приехавшие с ним горожане строчили какую-то бумагу, а умолк, бумагу прочитали. Это была резолюция солдат-фронтовиков, находившихся в госпитале. В ней были повторены все «долой». Резолюцию приняли одобрительным гулом, затем подписали, кто мог.

Иван Конышев вцепился в солдатика «Долой войну!», рассказал ему о положении своей команды.

— Посоветуй, как быть дальше!

— Сам-то думал? — спросил фронтовичок.

— Все время, не переставая, думаю.

— Ну и что?

— Вроде подождать надо, посидеть в горах, пока не прикончат войну. Потом сразу отсюда домой.

— Хитер, ловок! — Солдат «Долой войну!» громко расхохотался. — Значит, другие заводи квашню, меси тесто, топи печь, обжигайся, пеки хлеб, а я рассядусь за стол, когда принесут свежий каравай. Так получается?

— А ты скажи, как надо? Мы тут вроде сурков живем, в яме, а кругом горы до небес, ничего не видим и не слышим. Подскажи! — припал к нему Иван.

— Иди к нам, к большевикам. Помогай заводить квашню, месить тесто… А потом и за стол сядем.

— Нас целая команда, восемь человек. В горах скрываемся.

— Всех примем, кто не буржуй.