Против поденной оплаты инженер Дедов поднял целую войну, он с пеной на губах костил этот проект:
— Если мы проведем поденщину, мы никогда не получим квалифицированных рабочих из казахов. Кто же из них станет учиться, приглядываться, стараться? Никто! Зачем трудиться, когда за самую отъявленную лень будут платить рубль восемьдесят семь копеек в день. Человек прокурит, проваляется день на песке, а ему, пожалуйста, чуть не два рубля. Нужна именно сдельщина. Не беда, что начнут от тридцати копеек. Они же не дети, прекрасно понимают, что пятерка больше тридцати копеек, и потянутся за пятеркой. Тут они и стараться будут и учиться. На поденщине они изленятся окончательно, и никаких кадров из них не получится. Я за крепкую выучку, за деловое отношение к людям. Я за прикрепление хороших рабочих к казахам при условии сдельщины. При поденщине что будет делать инструктор-рабочий? Дорого оплачиваемые лентяи пошлют его к черту!
Инженер Елкин держался другого мнения:
— Я буду до конца доказывать, что ни агитация, ни сдельщина, ни поденщина не сделают главного — не дадут сознательных пролетариев. Все мы ежедневно, ежечасно должны пестовать их, строительство обратить в массовую школу, и тогда получим нужное. Люди не умеют держать лопату, вбить гвоздь, распилить дерево. Как же они обратятся в пролетариев, да еще квалифицированных? Научить надо, начать с гвоздя, но на первое время надо сделать им скидку, нельзя же опытных и неопытных ставить в одинаковые условия, требовать от них одинаково. Опытный обязан перед неопытным, если он сознательный член рабочего класса, профсоюза, участник переустройства страны.
С этого дня от моих подчиненных я буду требовать не только выполнения прямых обязанностей по строительству, но и работы с людьми. Всякий, приехавший на Турксиб, должен знать, что обучение местного населения, подготовка его к деятельному участию в строительстве Казахстана — его обязанность!..
Вопрос: быть сдельщине или поденщине — пошел в Главное управление строительства дороги.
Весь день Елкин ездил по дистанции и вернулся часам к девяти вечера. Было начало октября, дул холодный, пронзительный курдай[10]
. Инженер устал, прозяб. Уезжая, он велел сторожу как следует протопить барак, но сторож провел день в болтовне с водовозом и не подумал о печке.Елкин сам затопил железку. Он был зол и на сторожа, и на ветер, и на себя.
— У меня все как-то не так получается, не могу наладить механизм, чтобы работал точно, аккуратно, — ворчал он.
Печка накалилась, тепло обволокло Елкина, и он успокоился. На днях проезжал по строительству уполномоченный Главного управления и хорошо отозвался о дистанции.
— Ваше достижение — нет пьянства, шинкарства, рвачества, — сказал уполномоченный.
Елкин прилег на топчан и размечтался о тех временах, когда дорога будет построена, когда он тысячам казахов даст квалификацию. «Не узнаешь степей! Из рек выведут оросительные каналы, на песках будут поля риса, пшеницы, сады. Построят заводы, фабрики, молочные фермы. Приятно будет проехать и вспомнить — здесь строил мост, там рвал горы, узнать какую-нибудь доску, гвоздь, вбитый своей рукой».
Вошел Тансык. Елкин встал, взял Тансыка за руку, улыбаясь и радуясь по-детски, начал журить:
— Где ты шатался? Мы тут крепко взялись, развернули большие дела. За месяц с небольшим — совсем приличный городок, кое-какие удобства и порядочная насыпь. — Он радовался и своим достижениям, и приходу Тансыка.
— Без меня плохо? — важно спросил Тансык.
— Что, что? — переспросил инженер.
— Без меня не идет дело, за мной прислал?
С Елкина соскочила вся веселость. Радостные морщинки сбежались в глубокую складку на лбу.
— Поезжай куда хочешь! Мне ты не нужен! — сказал он резко.
Тансык оторопел. Он поспешно стянул малахай и отодвинулся к двери.
— Иди сюда! — позвал Елкин.
Тансык подошел.
— Я никогда не думал, что ты такой большой дурак. Я тебя позвал совсем не потому, что без тебя у нас не выходит. Запомни, ты нужен ничуть не больше, чем любой казах. Не думай, что без тебя не построят дорогу. Построят, сделают, перевернут все степи, а ты можешь перевозить там какие-то новости! — Елкин стучал кулаком, вертел руками перед лицом перепуганного Тансыка. — Из тебя хотят сделать хорошего работника, научить, избавить от бродяжничества, вытащить из нищеты, сознательного гражданина, строителя сделать, а ты надулся гордостью. Глуп ты! Что ты умеешь? Сплетничать на дорогах, сочинять сказки! Вбей гвоздь, построй мне барак, мост!.. Ну, что молчишь?
— Не умею, — пролепетал Тансык. — Я джигит.
— «Джигит»! Никому не нужно твое джигитство. Собери всех джигитов по степи, вам одного метра дороги не построить, простого топчана, черт вас задери, не сбить как следует. Довольно!.. — оборвал себя Елкин. — Хочешь работать, будем говорить о деле… Садись к столу!
Тансык сел.
— У нас плохо с казахами. — Инженер прочитал несколько актов о побегах и угоне лошадей.
— Им мало платят, я спрашивал. Другим больше.
Елкин начал терпеливо объяснять сущность сдельной оплаты.