Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Некоторые названия в Париже были одно время в такой моде, что ни в одном квартале нельзя было шагу ступить, не наткнувшись на “Пажа”, “Фаншетту” или “Маленькую Нанетту”. … Ныне эти вывески почти полностью пропали, зато неисчерпаемым источником для названий служат театральные пьесы и романы; на вывесках нынче красуются не отдельные персонажи, а целые сцены, причем за изображение берутся не безвестные пачкуны, а художники, чьим работам впору быть выставленными в Лувре. Да и какой художник постыдится взяться за работу над вывесками, если сам Жерар [придворный живописец] не погнушался нарисовать вывеску для трактира в Монморанси, а Шарле, творец остроумных карикатур, согласился расписать стену ресторана в Медоне?»

Над дверями некоторых кафе и трактиров красовались «Марии Стюарт в темнице», «Красные Шапочки» и «Солдаты-землепашцы» (о последнем названии рассказано подробнее в главе двадцать первой). В пассаже Веро – Дода на вывеске лавки под названием «Космополитическая гастрономия» все буквы были составлены из фазанов, рыб, зайцев, бекасов и прочих представителей животного царства, которых так любят гурманы. Над некоторыми лавками их хозяева вывешивали образцы своей торговли гигантского размера: слесари – двухметровые ключи, чулочники – пятиметровые белые чулки, развевавшиеся в воздухе и по ночам напоминавшие привидения. Владельцы других заведений ограничивались изобретением остроумных названий. В ход шли и стихотворные строки, и латинские изречения, и каламбуры, обыгрывающие фамилии хозяев; например, торговец картинами по имени Пьер Легран назвал свою лавку «У царя Пьера Леграна» (Chez le Tzar Pierre Le Grand), что в переводе означает: «У царя Петра Великого».

Некоторые торговцы имели честь быть личными поставщиками короля или членов королевской фамилии, а потому получали право помещать над входом в свои лавки огромные гербы своих клиентов. Сочинители «Новых картин Парижа» по этому поводу насмешливо замечают:

«Впрочем, когда подобной чести удостаивают торговцев не королевские особы, а просто люди знатного происхождения, это не может не вызывать недоумения; например, трудно видеть без смеха украшенные гербами вывески “парикмахера князя Роган-Монбазона”, “кондитера

г-жи герцогини Курляндской”, “мозольного оператора князя де Талейрана

” и “шляпника могущественнейших европейских государей” с улицы Ришелье».

Культура изготовления предметов роскоши, искусно выделанных безделушек и торговли ими достигла в Париже к концу Июльской монархии такого совершенства, что проницательные наблюдатели рассуждали об этих товарах как о произведениях искусства. П.В. Анненков рассказывает во втором «Парижском письме» (1847):