Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Конкуренцию официальным биржевым маклерам составляли маклеры незаконные («зайцы»), которые заключали сделки, запрещенные законом (в частности, связанные с иностранными займами) не на самой бирже, а поблизости – в пассаже Панорам или в знаменитом кафе Тортони на бульваре Итальянцев. Префекты полиции не раз запрещали использовать эти помещения в подобных целях, но в начале 1823 года «зайцы» совершенно официально наняли у Тортони отдельный зал для своих заседаний, и префекту пришлось закрыть на это глаза.

Русский литератор и издатель Н.И. Греч, посетивший парижскую Фондовую биржу летом 1837 года, описывает ее как заметную достопримечательность французской столицы:

«Парижская биржа стоит отдельно от других зданий, построена в подражание Афинскому Парфенону и очень походит на нашу, петербургскую. Вокруг здания идут 64 колонны коринфского ордена. Четырнадцать таких же колонн составляют перистиль. На аттике представлены аллегорические статуи Торговли и Промышленности. С двух сторон всходишь по великолепным крыльцам. Большая биржевая зала имеет в длину 122 французские фута, в ширину 77. Вокруг ее идут аркады и галереи. Освещена она сверху. Потолок ее расписали с большим искусством Абель-де-Пюжоль и Менье; они подражали в своей живописи барельефам, и так удачно, что в нескольких шагах их работа совершенно обманывает глаз: кажется, рукою можно осязать выпуклости. Публика прогуливается по галереям и смотрит на движение коммерции и на волнение страстей, кипящих внизу. Биржевая игра есть самая гибельная страсть: она пожрала более имуществ и существований человеческих, нежели все азартные игры в мире! Недавно воспретили женщинам вход на галереи Биржи. Говорят, что они представляли там самое отвратительное зрелище. На лицах, которые созданы Богом для выражения нежных и благородных чувств дочери, невесты, супруги, матери, свирепствовали жадность, любостяжание, отчаяние и неистовство».

Гречу вторит другой русский путешественник, Н.С. Всеволожский: «Биржа, новое и прекрасное здание, находится на площади и, можно сказать, в центре города. Архитектура его почти одинакова с архитектурой церкви Марии Магдалины: тот же греческий храм, с такими же фронтонами и колоннами. Внутри огромная зала, где каждый день собирается множество народа, но не столько для обыкновенных торговых сделок или расчетов, сколько для пагубной игры государственными и общественными бумагами, de la hausse et de la baisse [на повышение и на понижение]. Прежде и женщины являлись сюда; но теперь их не впускают. Я видел, однако ж, многих, сидящих на наружных ступеньках, под колоннами, и оттуда спекулирующих через сводчиков и маклеров, беспрестанно выбегающих к ним. В чем же состоит игра? В покупке и продаже облигаций Испанского займа, городового долга, акций железных дорог, каналов, асфальта, дилижансов и всяких компаний и обществ, своих и иностранных. … Всякий день здесь играют с исступлением. Вот как это происходит. Посредине залы круг, в который, кроме биржевых маклеров (agents de change), никто не входит: игроки и почтенная публика тесно обступают этот круг. Маклера беспрестанно подбегают то к тому, то к другому, и кричат, например: “20 акций страховой компании, курс такой-то. – Сорок акций Испанского или Португальского займа, по тому-то”. Здесь компаний тьма, следовательно, огромнейшие капиталы беспрестанно в обороте. Очень редко случается, чтоб акции не продались и не купились. … Не видавши этого дела, нельзя вообразить, с каким исступлением, с каким бешенством занимаются им. Я знаю людей очень почтенных, которые каждый день являются на биржу, совершенно оставив все прежние свои занятия: они только биржей и занимаются. Наверное же обогащаются одни биржевые маклеры, потому что с каждой перепродажи они получают известный или условленный процент и не участвуют в убытке или барыше: их дело чистое. Этих маклеров положенное, ограниченное число, и оттого за места их платят очень дорого. Мне сказывали, что были такие, которые продавали места свои за 400 тысяч франков, и более».

Как видим, русский поэт имел основания написать, что «весь Париж – лавка». Парижане в самом деле знали толк и в продаже, и в покупке самых разнообразных товаров – от предметов повседневного обихода до предметов роскоши.

Глава тринадцатая

Еда

Кафе. Легкие завтраки и завтраки «с вилкой в руке». Политика в кафе. Кафе как клубы по интересам. Табльдоты и рестораны. Обеды в частных домах. Харчевни и кабаки