Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

В дни празднеств возле королевского дворца или Ратуши возникало то явление, которое сейчас назвали бы «пробками». В XIX веке, однако, этого слова еще не изобрели, поэтому Греч, например, упоминает «цепь экипажей» (фр. file) на берегу Сены, которые мешали ему в июне 1837 года проехать в наемной карете на бал в городской Ратуше (устроенный в честь бракосочетания герцога Орлеанского с принцессой Еленой Мекленбург-Шверинской). Другой перевод слова «file» – «веревка», поэтому А.И. Тургенев в декабре 1837 года пишет о «двух веревках, тянувшихся на бал с набережной и с rue Rivoli». Наконец, А.Н. Карамзин в январе 1837 года, рассказывая о своей поездке на бал в австрийское посольство, обходится без перевода: «Более получаса тянулась la file».

Теснота улиц и дворов очень осложняла жизнь парижанам 1820–1840-х годов. Н.С. Всеволожский пишет: «Улица, в которой живет знаменитый оратор [Берье], так тесна, что по ней едва может проехать карета, во двор также въезжает только один экипаж, а другие должны дожидаться, покуда первый не выедет на улицу. Это всякий раз было очень затруднительно».

О трудностях, с которыми приходилось бороться кучерам парижских экипажей, рассказывает и уже упомянутый американец Уиллис, побывавший в Париже в 1831 году: «Дело в том, что кучер парижского кабриолета натягивает вожжи лишь в самых крайних обстоятельствах: если ему грозит неминуемая опасность или если ему необходимо резко повернуть; во всех остальных случаях он предоставляет своему коню полную свободу, конь же этот питает удивительную неприязнь к прямой линии. Мостовые в Париже не ровные, а скошенные к середине, по которой проходит сточный желоб, поэтому кони, запряженные в кабриолеты, жмутся к краю улицы, причем то и дело заворачивают вбок так резко, что, кажется, вот-вот врежутся в витрину какого-нибудь магазина. Не стоит и говорить, что в городе без тротуаров это подвергает огромной опасности пешеходов, так что число прохожих, погибших под колесами экипажей из-за неловкости кучеров, ежегодно достигает четырех сотен. Сломанных же ног насчитывается, должно быть, в два раза больше. Ездить с подобными кучерами – удовольствие столь сомнительное, что несколько раз я, придя в ярость, требовал, чтобы кучер уступил мне свое место. Впрочем, никаких происшествий со мной ни разу не произошло. “Поберрреги-ись!” – грозно кричит кучер, даже не думая взять в руки вольно болтающиеся вожжи, и перепуганный пешеход спешит юркнуть в первые попавшиеся ворота с проворством, свидетельствующим о том, как мало полагается он на умение возницы».

Лошадям было трудно передвигаться по парижским улицам еще и потому, что на копытах у них не было шипованных подков, препятствующих скольжению (какие были в употреблении, например, в Соединенных Штатах). Поэтому лошади нередко скользили и падали, после чего прохожие помогали им подняться.

В 1820–1840-е годы помимо частных экипажей по парижским улицам разъезжали фиакры, кабриолеты, омнибусы, почтовые кареты и дилижансы.

Начнем описание парижского общественного транспорта с фиакров. Так назывались ожидающие пассажира на стоянках четырехколесные экипажи с двумя лошадьми и кучером, снабженные номером спереди, сзади и на боковых стенках. По легенде, слово «фиакр» происходит от имени монаха из братства босоногих кармелитов – брата Фиакра, который жил в первой половине XVII века и отличался даром предсказания; кучера избрали его своим покровителем.

Фиакры можно назвать прообразами современных такси. До Революции существовала монополия на владение фиакрами, но после 1790 года ее отменили, и число компаний, предоставляющих эти транспортные средства в распоряжение парижан, стало стремительно расти: если в начале 1810-х годов их было 80, то в 1820 году – уже полторы сотни; примерно столько же их оставалось в Париже до середины XIX века. Впрочем, среди этих компаний были и совсем маленькие, «парк» которых состоял из одного фиакра. Самих же фиакров в 1827 году было около 900, а в середине века – около двух с половиной тысяч.

Парижане порой использовали фиакры не только по прямому назначению (чтобы попасть из одной части города в другую), но и для любовных свиданий. В нравоописательном очерке Пустынника с улицы Шоссе д’Антен кучер фиакра рассказывает о парочке, вышедшей из театра «Амбигю комик» задолго до окончания спектакля: «Не дожидаясь моих вопросов, мужчина крикнул: “Плата почасовая, езжай шагом, все равно куда”. И мы поехали…» Читателям романа Флобера «Госпожа Бовари» этот диалог хорошо знаком по так называемой «сцене в фиакре»: там Леон, усаживая Эмму в экипаж, точно так же отвечает извозчику на вопрос «куда ехать?» – «куда хотите». Правда, в романе действие происходит не в Париже, а в Руане.