Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

– Чтобы поглядеть на вас, – отвечал я с улыбкой.

– Я тебе что, зверь из клетки? – крикнула она в ответ и, не мешкая, плеснула мне в лицо то вино, каким только что собиралась меня угостить. Жест ее был скор, но неточен: пострадал не я, а угольщик, который, не желая судить хозяйку по намерению, обрушил на нее возражения столь пылкие, что за обменом бранью почти сразу же последовал обмен кулачными ударами. Поединок был яростен, но недолог, и не успели завсегдатаи взобраться на столы, чтобы поглазеть на столь живописное зрелище, как угольщик уже признал свое поражение: победа вне всякого сомнения осталась за мамашей Радиг».

Менее подробны, но не менее выразительны воспоминания русского мемуариста Д.Н. Свербеева о поездке в Версаль весной 1826 года в обществе графини Разумовской, которой «захотелось популярничать и проехаться хоть раз в жизни с простыми смертными»:

«Все сколько-нибудь возможные рестораны были набиты битком, и к великому удовольствию нашей предводительницы, желавшей популярничать до конца, нашли мы в углу какой-то, даже не guinguette, гингетты, а гарготты [gargote – зд. дешевый и грязный кабак], в дощатом бараке темный уголок с грязным столом, где нам дали какую-то похлебку и жареную кошку вместо зайца. Мы ели медными полуженными приборами, которые такими же цепочками прибиты были к доске стола для того, чтобы посетители грязной гарготты не унесли их с собой».

Упомянутые Свербеевым генгеты (такова более точная транкрипция этого слова), или, как называли их в России, сельские балы, представляли собой особый тип заведений, располагавшихся, как правило, за заставами (поскольку там из-за отсутствия ввозной пошлины еда и напитки были дешевле). Генгеты служили любимым местом воскресного отдыха парижских ремесленников; о них рассказано подробнее в главе девятнадцатой.

Еще дешевле, чем в кабаках, обходилась еда на рынках, где за 1 су (5 сантимов) торговки наливали любому желающему миску супа или за ту же цену подносили миску фасоли либо картошки. За три су они предлагали длинный хлеб с куском требухи, а еще за 1 су наливали стакан вина. Все это продавалось и потреблялось прямо под открытым небом. У торговки на груди висел поднос с маленькой жаровней и сковородкой, а на боку – корзина с хлебом, требухой и прочим провиантом. Торговец вином носил за спиной огромный бурдюк с вином или лимонадом, а на груди и на поясе – кружки для клиентов.

Чуть дороже, чем на рынках, была трапеза в винных лавках: здесь за 10 су клиент получал бутылку вина, хлеб, сыр и право присесть за стол в глубине лавки. Таких заведений, рассчитанных на самых бедных клиентов, в столице было великое множество, особенно на окраинах.

В сфере питания, как и во всех прочих областях парижской жизни, главным законом было разнообразие: каждый мог найти себе еду соответственно своим вкусам и, главное, состоянию своего кошелька.

Глава четырнадцатая

Транспорт и связь

Парижское уличное движение. Фиакры и кабриолеты. Омнибусы. «Кукушки». Дилижансы. Первые железные дороги. Водный транспорт. Почта и телеграф

Не меньший интерес, чем кафе и рестораны Парижа, вызывало у иностранцев парижское уличное движение. Американский журналист Натаниэль Паркер Уиллис описывает те экипажи, которые попались ему на глаза в 1831 году в центре правобережного Парижа (на пересечении Вивьеновой улицы с Монмартрским бульваром): «Вот показался фиакр – наемная карета, которая разъезжает по улицам Парижа, как и два века назад, и, кажется, вот-вот рассыплется в прах; вот тачка, в которую вместе с хозяином впряжена большая собака; вот телега зеленщика, которою правит его жена, а впряжены в нее громадный битюг нормандской породы и мул величиной с большого бульдога; вот экипаж, названия которого я не смог узнать, – нечто вроде полуомнибуса, двуколка, которую тащит одна лошадь, а помещаются в ней целых девять человек [этот экипаж назывался «кукушкой»]; и наконец, вот маленькая закрытая двуколка на одного пассажира, в которую впрягся слуга, – экипажи эти особенно любимы пожилыми дамами и калеками; в отношении экономии и надежности это транспортное средство не имеет себе равных».

Демократически настроенный американец замечает, что в Америке отыскать слугу, согласного заменить лошадь, было бы гораздо труднее. Другие наблюдатели тоже упоминали о запряженных собаками тяжелых тачках, которые двигались по тротуарам и представляли немалую опасность для встречных: тачки грозили отдавить пешеходам ноги, а собаки нередко заболевали бешенством и бросались на прохожих. Полицейский указ 1824 года наложил запрет на использование собак в качестве тягловой силы, однако парижане этим указом еще долго пренебрегали. По улицам Парижа перемещался и грузовой транспорт: две с лишним тысячи повозок с провиантом, около полутора тысяч телег со строительными материалами, девять тысяч повозок и тачек с разнообразными товарами.