Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж – рай для иностранцев. Отношение к англичанам. Гастроли английского театра в Париже. Немцы и швейцарцы, итальянцы и поляки. Американцы. Русские

Русский дипломат князь Петр Борисович Козловский, настоящий гражданин мира, чувствовавший себя как дома едва ли не во всех европейских странах, писал в книге под названием «Социальная диорама Парижа, сочинение чужестранца, проведшего в этом городе зиму 1823 и часть 1824 года»:

«Париж – рай для всех европейских путешественников. Конечно, в Риме климат мягче, а предания величественнее, но путешествие в Рим могут позволить себе только богачи или баловни искусства. Париж же одинаково доступен людям большого и малого достатка, там найдут желаемое и те, кто пестует собственные мысли, и те, кто укорачивает жизнь, наполняя ее наслаждениями материальными, мимолетными. Во всех других городах нечто подсказывает приезжему, что его здесь терпят, и не более, Париж же так много выигрывает от обилия иностранцев, которые способствуют развитию в нем промышленности и потребления, которые умножают его благосостояние и величие, что всякий путешественник чувствует себя вправе оставаться здесь сколь угодно долго. Все другие европейские столицы дают богачу возможность вкушать безрадостное удовольствие, выставляя напоказ свое богатство, и лишь Париж дарит несчастным неоценимые утехи безвестности».

Несколькими годами позже, в начале Июльской монархии, о том же красноречиво писал другой иностранец – немец Генрих Гейне во «Французских делах»:

«Париж, собственно, и есть Франция; последняя – всего лишь окрестность Парижа. Если не считать прекрасных пейзажей и приветливого нрава народа, вообще Франция – совершенная пустыня, во всяком случае, пустыня духовная; все, что есть выдающегося в провинции, скоро находит путь в Париж, в центр всяческого света и всяческого блеска. <…> Париж – столица не только всей Франции, но всего цивилизованного мира и сборный пункт для его умственных авторитетов. Все собрано здесь, что есть великого в любви или в ненависти, в мире чувства или мысли, знания или силы, в счастии или в несчастии, в будущем или в прошлом. Когда смотришь на этот сонм знаменитых или выдающихся людей, собравшихся здесь, можно принять Париж за пантеон живых. Новое искусство, новая вера, новая жизнь созидаются здесь, и весело кружатся здесь творцы нового мира».

Гейне ссылается на многих своих соотечественников, утверждающих, «что только в Париже немец может чувствовать себя как дома и что Франция для нашего сердца в конце концов не что иное, как французская Германия».

Впрочем, в Париж приезжали за впечатлениями и славой отнюдь не только немцы. Список иностранных творцов, живших во французской столице в 1820–1840-е годы, включает в себя таких великих людей, как Лист и Шопен, Россини и Беллини, Доницетти и Мицкевич, Купер и Теккерей, а также множество других, менее известных людей.

Приток иностранцев в Париж не иссякал, и граф Ф.В. Ростопчин имел все основания написать: «поселившись подле бульваров, вы можете наглядно ознакомиться со всею Европою».

Рестораторы, торговцы, владельцы гостиниц встречали иностранцев с распростертыми объятиями, что же касается достижений иностранной культуры, их многие французы воспринимали настороженно. Начиная с XVII века (эпохи «короля-солнца» Людовика XIV) французы привыкли считать себя законодателями культурной моды, а свой язык – языком европейской цивилизации. Двойное – в 1814 и 1815 годах – поражение и вступление в Париж иностранных войск оказалось тяжелым «культурным шоком» даже для ярых противников Наполеона. Впрочем, свергнутого императора они считали не настоящим французом, а иностранцем: ведь он родился на Корсике. Поэтому роялисты именовали его не Наполеоном и даже не Бонапартом, а на итальянский манер – Буонапарте. Именно этим нефранцузским происхождением императора многие его противники объясняли те бедствия, которые по его вине обрушились на Францию.