Партия в преферанс

— Послушай, а может, это тебе показалось? Не обижайся, но… Помнишь, как в песне поется: вот и встретились два одиночества… Сейчас я нужна, а что будет потом? Закончится история с кладом Пимена, и ты знать меня не захочешь.

— Не стыдно?

Вера упрямо тряхнула головой.

— Лучше сказать все сейчас. У меня характер сложился… — Она беспомощно улыбнулась: — Нелегкий. Катька Доронькина говорит, что разведенкам да ещё в такой дыре, как наша, нос от мужика воротить не следует. Я не молода, не…

— Помолчи немного, а? — взмолился он. — Я ведь всего-навсего обычный человек, нервный, говорят даже, излишне впечатлительный. К тому же не далее, как сегодня утром, меня пытались обвинить в убийстве и требовали предъявить алиби.

Долго они ещё сидели на старом бревне и говорили, говорили…

— Так нелепо жизнь прошла. Сначала работа интересовала по-настоящему, казалось, занимаюсь интересным и нужным делом. Понимал, что живу, как страус, зарывший голову в песок. У меня такой характер, увлекаюсь чем-то и не замечаю всего остального. Потом, когда началась эта свистопляска и все рухнуло, растерялся. Заниматься наукой стало неперспективно. Да что наука? Вся страна развалилась. Думал, что способен на многое, а в результате… Влачу жалкое существование. Такое ощущение, что жизнь проходит мимо, стороной, а мне лень шевельнуть пальцем, чтобы что-то изменить.

Николай тряхнул головой и улыбнулся. По этой улыбке Вера узнала прежнего Кольку: беспечного, смелого и обаятельного.

— Как бы ни повернулось дело с поиском клада, я Пимену уже должен быть благодарен.

— За что? — удивилась Вера.

— Сюда приехал, встряхнулся от спячки. Увидел, что существует другая жизнь, где живые люди со своими заботами: ты, бабка Матрена, Малыш.

— Руки иногда опускаются от таких забот, — тихо сказала Вера. — И очень хотется завыть от безысходности.

— Все равно, — упрямо нагнул голову Колька. — Вы — другие. Только сейчас понял, протяни я вот так ещё немного, и все, конец. Людей вокруг замечать перестал. Нет их. Есть только партнеры по игре в преферанс.

При этих словах Вера хотела что-то сказать, но промолчала.

— Когда обнаружил монеты, спрятанные матерью, обалдел от радости. Не потому что золото нашел, которое само по себе немало стоит. Нет! Потому что наконец получил реальное подтверждение своим догадкам. У меня никогда не было много денег, привык обходиться малым, и ничего, живу. А с кладом Пимена… — Он пожал плечами. — Как будет, так и будет. Но очень хотелось бы довести дело до конца. Понимаешь?

— Да, — ответила она. — Я тоже привыкла добиваться результата, правда, чаще всего результат почему-то оказывался отрицательным.

Когда появились у дома бабки Матрены, их встретил притихший Малыш.

— Натворил что-нибудь? — по-своему поняла его поведение Вера.

— Петуха соседского маленько поучил, — сказала бабка Матрена. — Так и погнал до края деревни.

— Зачем?

— Нашего защищал. — Матрена заговорщицки подмигнула и, понизив голос, добавила: — Так ему и надо, паразиту, а то взял моду…

Вера притянула к себе собачью морду и, глядя псу в глаза, сказала:

— Посажу на цепь. Хочешь на цепи сидеть?

Пес преданно смотрел на хозяйку и на всякий случай виновато помахивал хвостом. Дескать, этой горластой нахальной сволочи ещё мало досталось.

— Да откуда у нас цепь-то возьмется! — всплеснула руками бабка Матрена.

— Ладно, — Вера потрепала лохматую голову. — Но чтобы вел себя пристойно. Понял?

Прощенный Малыш тут же полез обниматься.

— Мне иногда кажется, — усмехнувшись, сказал Николай, — что эта собака умнее нас.

Пока Вера накрывала на стол, бабка Матрена выкладывала все новости.

— Озлобился больно народ против Лоскута. Петровна приходила, чтобы ты заявление грамотно переписала. А тут ещё новая напасть: Гришка так и не объявился. Видели его наши сегодня, к лесу шел, да быстро шел, ходко. Они кричать стали: Гриша, Гриша, имя свое он хорошо разбирает, так куда, бежать кинулся. Беды бы какой не приключилось. — Бабка Матрена вздохнула. — А еще, говорят, убитого с незнакомым мужиком видали. Точно не наш. Народ волнуется, не знает, что и думать. Сроду у нас смертоубийства не было. Парня этого недалеко от Выселок нашли, а там все, что угодно, случиться может.

— Бабушка, Коля вот интересуется, что с домом Пимена стало, а я и не знаю.

— Разве не помнишь? — удивилась Матрена. — Сгорел он. Молния попала, он и загорелся. Страх-то какой! Среди ночи да такое пламя, отсюда видать было. Потом ветер поднялся. Потушить и не пробовали, какой там! Гришка сильно переживал, плакал, убивался… Дурачок, а тоже понятие имеет, что родное гнездо.

Услышав про удар молнии, Николай помрачнел. Неясные картины стали возникать в памяти. Заныл правый висок, да так сильно, что он скривился от боли.

— Плохо стало? — спросила бабка Матрена, заметив его искаженное лицо. Молочка парного сейчас от Петровны принесу.

Вера подошла и положила руку на плечо:

— Может, тебе все-таки сходить к врачу?

— Ничего, уже проходит. Знаешь, даже боюсь про это говорить, но с тех пор, как на меня напали на Выселках, голова перестала болеть. Сейчас первый сильный приступ за все это время.