Партизаны Подпольной Луны

Наконец, все залегли - Северус оказался, разумеется, в середине, между молодыми мужчинами, а потом заснули, но сон Гарри был недолгим. Он услышал всхлипывания и лепетания на надоевшей уже латыни и понял, что они означают. Двое мужчин были отделены от него пологом. Подглядывать Гарри не стал - ему было и без того тошно. При нём Северус, любимый, совокуплялся с ненавистным Куотриусом, и им обоим это дело очень нравилось.

- Возьми меня, возлюбленный, скорее, я буду тебе парусом в дороге, я сердцем бури буду предвещать.

Мне кажется, что я тебя теряю…

- Нет, ты не потеряешь уж меня, однажды нашедши, Квотриус, родной. Как говоришь красиво ты стихами снова…

Вот так ли хорошо тебе?

- О-о, да-а, вполне, ты только двигайся во мне, не преставая и задавай мне ход твоих движений, подстроился я что б под них, мой Северус, моё биенье серца, - нежно говорил Квотриус.

Он отдавался, но не брал. Таковым было его желание. И возлюбленный брат двигался в нём, что было силы, а сил у Северуса стало много, много больше, чем ранее, до… Гарольдуса. Уж не от него ли перешла нерастраченная сила невинности к познающему его, Квотриуса, всё с новым рвением, высокорожденному брату?

Глава 62.

Квотриус не удержался и тихо, а потом в полный голос застонал, да так протяжно! Это Северус начал, по обыкновению своему и умелости, переданной и брату младшему, совершать круги и полукружия в анусе Квотриуса. Сие было одновременно и изощрённой пыткой, и наисладчайшим наслаждением, эти движения были схожи медлительностью своей с ходом спокойных морских волн, то набегающих на брег - это Северус коснулся пенисом чувствительной простаты, словно бы приближая к финалу их обоюдное чувство, так… обострённо, необыкновенно, будто бы изначально, прирождённо…

То откатываясь прочь, повинуясь северному ветру, это - облегчение давления на орган, позволяющий мужчинам любить друг друга плотски и дальше. Северус пронизывал, словно бы сам являясь этим ветром, а Квотриус - морем, чувствующим каждый сильный порыв его… С единовременным коротким вскриком, они кончили, но… Возня за пологом не улеглась - братья начали медленно, удовлетворённо ласкать другу тела, вот Северус вопреки своим же правилам коротко вскрикнул по-английски : «Люблю тебя! Как же сильно я люблю, мой Квотриус!»

Гарри не знал, чем вызвана… такая вспышка безумного любовного желания, а Квотриус в это время ласкал впадинку на животе Северуса, то вонзая в неё острый, твёрдый кончик языка, то обводя им круги вокруг милого и сердцу возлюбленного брата, да и ему самому местечка, то выписывая зигзаги и знаки Стихий на плоском, поджаром животе возлюбленного брата в ожидании игры с участием себя в главной роли.

Гарри довольно-таки долго слушал звуки за так кстати привешенным пологом, не то он почувствовал бы, что не знает… что сделал бы сейчас с любимым от злости за его, Гарри, унижение. Впрочем, любовники и не знали, что он проснулся и слышит их, иначе бы прекратили свои занятия.

- Не при свидетеле, - шептал на ухо Северус брату в начале ночи.

Тот согласился.

- Ибо оба мы стыдливы. Только, когда Гарольдус крепко заснёт, - с охотою подтвердил Квотриус.

Они обнялись незаметно, лёжа друг к другу лицом и скрестив руки. Так и заснули, а проснулись от того, что оба достаточно отдохнули, чтобы начать снова заниматься любовью. И такая прекрасная любовь у них случилась в этот раз, на новом месте, с тихо посапывающим Поттером за пологом… пока Гарри не выдержал и громко кашлянул в знак того, что вот он - весь внимание.

Но трепетание тел не прекратилось ни на миг - увлечённые страстью волшебники не услышали его. Теперь как-то жалобно стонал, к счастью для него и Гарри, готового уже задушить ромея, невидимый Квотриус, а Северус-невидимка тем временем очень ощутимо лизал соски брата, перекатывал их меж языком и зубами, прикусывал, оторвавшись на мгновение, прищипывал, крутил, защемлял между пальцами и снова припадал горячим ртом к источнику вожделения брата.

… Герцог Сплито-Далматинский Остиус Иванка Густавич откровенно скучал на свадьбе. Люц был так увлечён своим сыном, что к нему, его такому аппетитно раскормленному заду подступиться поближе, для желанного проникновения, разумеется, никак не удавалось. Но Люциус выбрал верный метод - кормить обязательно пригодящегося в… дальнейшем Густавича «завтраками» да быть с ним при этом понежнее и поочаровательнее, и помногословнее в обещаниях сладостных ночей, полных страсти молодого, разгорячённого искусными ласками тела Оста и пылающим, тяжёлым, находящимся - о, да, конечно! Нет проблем! - только снизу и ни разу в иной позиции, Люциусом.