Партизаны Подпольной Луны

Северус сражался в одном лагере с Аурорами Шеклболта, да так рьяно, аки лев рыкающий! Перебил почти весь Средний, обширный Круг в одиночку в честных боях и в тыловых вылазках, словно чувствовал, чьё лицо скрывается под маской.

Он продолжал шпионить, магически изменяя голос, под такой удобной, обычной маской Пожирателя. Его, с чистыми волосами, спускающимися волнами до лопаток, никто и не признавал за вечно взъерошенного, неопрятного Графа - Отравителя. Все считали, что это какая-то мелкая сошка из Большого Круга, решившая выслужиться перед обязательным, таким желанным возвращением лорда Волдеморта - Победителя глупого мальчишки.

А Северус, по привычке, шпионил хорошо, и по утрам, в осеннем тумане, уходил к настоящим «своим», докладываясь командиру отряда Ауроров о количестве Пожирателей, их боеспособности, кого больше - умелых садистов, знающих Тёмные заклятья или желторотиков, пришедших после второго воплощения Тёмного Лода, не умеющих даже Аваду правильно, до смерти наложить. И так происходило везде, где сражался граф Снейп, выходящий на тропу очередной открытой бойни с победным кличем своего рода: «Не мне, не мне, но имени своему!»*

Разумеется, Малфой, как нормальный человек, хоть и Пожиратель, но самую малость - власти ему хотелось, но он получил лишь видимость её, не питал к болезненной обожательнице Волдеморта Бэллатрикс каких-либо чувств, кроме искреннего удивления, пренебрежения и… брезгливости.

Опуститься до того, чтобы при живом муже - добром, в общем-то, Руди, спать с чудовищем, на которое и глядеть-то противно, не то, что находиться рядом!

Последние три года с момента второго пришествия Лорда были особенно мучительными для Малфоя, уставшего играть в зловещего Пожирателя, члена Ближнего Круга и Правую Руку Волдеморта. Но выйти из игры, не расставшись с жизнью, причём чрезвычайно мучительным способом, было невозможно.

Вот и приходилось терпеть сценки, вроде той, когда сумасшедшая ЛеСтранж вылизывала длинные, нечеловеческие пальцы Лорда, а все остальные должны были выражать умиление вместо постных и даже перекошенных от омерзения лиц. Даже сына мясника, и того коробило от этих прилюдных ласк Бэллы с Тёмным Лордом. А уж когда они начинали целоваться взасос, а ЛеСтранж почти что залезала на коленки своего единственного, любимого Господина, тут уж было непонятно, тошнило от этой сцены или больше, всё же, хотелось смеяться.

А Северус стоял, как и Малфой одесную, по левую, почётную сторону от изукрашенного резьбой и инкрустацией, верно, жёсткого, трона с неудобной высокой спинкой a-lá moyen âge* * на возвышении. И лицо его казалось безучастной маской, а волосы всклокочены и немыты, как перья больного, нахохлившегося ворона. Лишь прекрасные глаза его, но мёртвые, никогда не озарявшиеся искорками света, признаками ярости, нелюбви или, напротив, любви, выдавали, что это не живой покойник, а человек страстный и, наверняка, очень влюбчивый, постоянно меняющий партнёров.

Впрочем, Малфой так и не узнал ничего о любовниках Северуса, хотя и заставлял, вернее, приказывал Драко следить за апартаментами и переменами настроения у профессора Снейпа. Не ходит ли к нему кто из посторонних, не из педсостава? Никто замечен не был. Ну да Драко - сам влюбчивый подросток, не век же ему торчать под дверью профессора Зельеварения!

Конечно, Люциус понимал, что надо бы подкупить для слежки кого-то из профессоров, например, почти бесплотного профессора Биннса. Ему была предложена крупная сумма за, к счастью, ещё не оглашённую услугу, как вдруг профессор - призрак отказался от денег в любом их количестве и качестве. Больше не на кого было делать ставку - никто ведь, кроме совсем уже никому не нужных, излишне болтливых привидений Хогвартса, не мог просочиться, к примеру, через канализацию и подслушивать из того места.

Но Северус был очень красив и притягателен даже со всклокоченной шевелюрой, на которую Лорд ни разу не обратил внимания и не приказал своей Левой Руке вымыть голову хотя бы ради его, Волдеморта, желания. Ведь рядом стоит, а от волос, небось, Высокой Алхимией и жиром так и разит!