Пасынки отца народов. Квадрология. Книга четвертая. Сиртаки давно не танец

Ирка обрадованно накладывала в тарелки новые порции псита сто фурно (блюда, запечённые в духовке).

– Чего тебе спешить? – Владимир Иванович вовсе не для приличия, а на полном серьёзе не хотел, чтоб Адель уходила. – Завтра встанешь и прямо отсюда поедешь на работу. Договорились?

Ещё как договорились! Ещё как! Кто меня ждёт в съёмной квартире? Запертые Лёшкины вещи в салоне? И хер с ними! Или серая стена противоположного дома на расстоянии вытянутой руки. Это она меня ждёт?! Другое дело, если бы тогда… мой ангелочек, моя маленькая тонкая стрекозочка с прозрачными крыльями не бросил меня, не оставил одну, ему бы уже сколько лет было! Он бы спал в своей кровати как настоящий мужчина и ждал маминого возвращения. А сейчас? Меня ждёт на столе пачка бумаг, собранная для судебного разбирательства с Лёшей? И всё? Да, и всё! Конечно же, я хочу остаться здесь, с вами, с Владимиром Ивановичем, с таким шикарным, умным, добрым, от которого щекотно и в мозгах и… и в животе! Хочу остаться даже с его Иркой в домашнем халате и его тапочках! Хочу, потому что он её любит. Хочу сидеть с ними до утра, хочу насовсем… Я, конечно, толстая, но ем мало… я работаю, тоже буду что-то покупать… не выгоняйте меня… мне без вас будет плохо… мне будет очень плохо…

– И новые фотографии есть? Может, кто-то присылал? Говорят, Город сильно изменился, дома покрасили, фонтан новый построили, – Адель блаженно потягивается в предвкушении продолжения прекрасного вечера.

– Ну, как новые? Не совсем новые, хотя они сделаны уже после твоего отъезда. Ирка, где тот бордовый бархатный альбом? Не этот! Это же коричневый! Там только старые фотографии! В шкафу глянь… бархатный бордо… Вообще-то, дай ка мне этот на секунду… Адель! Хочешь посмотреть, каким я был, когда был маленьким? Вот смотри – это… откуда здесь эта фотография? Ирка, я ж её искал на права, а ты их положила в старые? Так их вообще перебрать надо! Я вижу, ты тут все напутала! Неужели нельзя всё класть на свои места?! А, ну вот… вот я пошёл в первый класс… ты только посмотри, какие у меня босоножки! Ой, не могу, надеты на носок! Ой – босоножки на носок! Ну Аделька, ты только посмотри!

Она смотрела, выхватывала у него фотографии, он снова прятал их за спину, якобы стесняясь им с Иркой показывать, внимательно рассматривала и снова клала их в альбом. Она всё думала: почему они, в принципе совершенно чужие ей люди, вот просто так пригласили к себе в гости, предложили у них переночевать, сидят теперь с ней на кухне и едят пирожки. Почему тогда, давным-давно, в прошлой жизни, папин страший брат, дядя Янис никогда у них больше одной ночи не спал, и почему мама всегда с такой нервозностью жарила ему на кухне картошку, как будто должна была получить в «личное дело» выговор «с занесением»?! Она громыхала посудой, обязательно что-то роняла, разливала, папа выскакивал на кухню, подбирал, начинал «успокаивать», напоминая, что у неё поднимется давление и ей «станет плохо»! А кто виноват, что «мами станэт блохо» (маме станет плохо)?! Так дядя Янис и виноват! Не приезжал бы, мама бы не суетилась, чтоб «хорошо его принять», не «нервничала», «руки бы не тряслись» и она бы ничего на разбила! Только «ми» (мы), только «наша семя» (наша семья)! И ведь Ирина видит её, Аделаиду, впервые, не заводит с ней никаких глубокомысленных бесед о её родителях, о причинах развода с Лёшей, не далает ей «замечаний». Она ржёт как полковая лошадь и пальцем вылавливает из своего компота фрукты. Она уже застелила Адельке постель в отдельной комнате, отнесла ей туда же два пушистых полотенца – для лица и для душа. Она не делает «измученного, интеллектуального лица» и не стоит живым укором над ней, чтоб Адель поняла, что засиделась. Почему эта самая шестидесятилетняя «Ирка» не была её мамой?! Ну, почему Адель угораздило родиться в этой «известной во всём Городе уважаемой семье учителей»?!

Если б Адель не была такой закормленной и страшной, если б не хотела поскорее уйти из этого маминого ада, разве кинулась бы она на первого встречного Лёшу как на спасательный круг, влюбилась бы в него вся – с головы до пят, пытая его своей безумной, безграничной страстью, даже не замечая, что он совсем не тот человек, который ей нужен?!

– Нет, ну ты только посмотри на его ножки в этих шортиках!.. – Адель вздрогнула и обернулась. Ирина села за её спиной и так раскачивала стул безудержными волнами зажигательного смеха, что казалось, он сейчас развалится под её весом, ну или задние ножки провалятся в пол. – Ты только посмотри – коленки как у паучка! Две тоненькие косточки с кожицей и круглые коленки! Ой, я не могу! – Ирина заливалась всё громче и всё крепче хваталась за спинку Аделькиного стула.

– Что ты смеёшься?! Это мы на высылке! – Владимир Иванович старался быть серьёзным, но круглое лицо его жены выглядело таким уморительно счастливым с трясущимся от хохота подбородком, что он, не в силах совладать с собой, тоже радовался как ребёнок.