Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

В их дом в городе, когда Аделаида была маленькой, несколько раз приезжали какие-то родственники из деревни. В непривычной обстановке они хмурились ещё больше, были одеты во всё чёрное и очень громко разговаривали почему-то на турецком. А когда не разговаривали, на их угрюмых лицах блуждало агрессивно-настороженное выражение. Родственники словно находились в постоянном ожидании посягательств на их честь как минимум мамонта, забывшего вымереть вместе с остальными. Чтоб не опозорить память о доблестных героях Древней Эллады, родственники всегда были готовы дать сексуально озабоченному мамонту отпор! Они выставляли грудь вперёд и постоянно вертели головой, оглядываясь по сторонам. При этом в их глазах пластом застывшей лавы лежал вопрос:

– А, што будэт што?

В переводе на советский русский язык это значило:

Нам нет преградНи в море, ни на суше!

Племянники папы как-то всё-таки его стеснялись и уважали за неимоверную физическую силу. Хоть они по возрасту и были с папой почти ровесниками, но «бракадэл» в лицо его не называл никто. Это было уже младшее поколение «нашых селенских», к тому же понемногу перебиравшихся в город. «Бракодэлам» не называли, но и никакой радости по случаю принадлежности Аделаиды к их фамилии тоже не испытывали. В свои редкие посещения дяди, неизменно хвалили Сёму:

– Малшик нам очэн панравился! Черушур! (Мальчик нам очень понравился. Чересчур!)

Аделаида стояла в дверях, провожая их взглядом.

«Почему они делают вид, что меня вообще не замечают? – думала она. – Почему со мной никто так и не заговорил? Я же могу столько интересного рассказать! Почему понравился только „малшик“? От того, что я „дэвучка“ – я не человек?! Или они меня не видят, потому что я… ну… как это сказать… не то, чтобы очень толстая и страшная, а… ну, у меня нет шеи? Ну и что? Я же обязательно потом похудею! Меня, как и всех, тоже потом замуж возьмут! Или они думают, что не возьмут потому, что я толстая, а другие будут считать, что не взяли, потому что я тоже „шансонэтка“?! Или разве со мной совсем неинтересно? Но родственники совсем меня не знают!» А если не знаешь – как можно сказать: нравится тебе человек или нет? Почему они всегда говорят не «сын» и не «Семён», а «малшик»? Они и про своих детей так говорят:

– Мена тва малшик эст! (У меня есть два мальчика.)

Не «два сына», а именно «тва малшик».

Как-то странно всё это… странно, непонятно и… очень некрасиво…

А в русском учебнике истории, там, где про революцию и парад на Красной площади, на картинках видно, как идут папа, мама, дочка с косичками и сыночек маленький. И кажется, они не стесняются, что у дочки, которая почти Аделаидина ровесница, коротенькая юбка, и они, кажется, не стесняются, что она вообще девочка и лезет вперёд!

– Пап, бабушка работала, дед курил «папрос», а что вы делали? Дети, я имею в виду.

– Ну, дадя Ёрго жэнился когда ми с Янисом бил малэнки и ушол аделна. Ми работали в колхозе. Касит траву начинали когда солнце пачти вишло и канчали ночу. Мнэ дажэ медал дали «За доблесны труд». Мнэ тринацать лэт било, преставляэш?! Я тринацат лэт работал, а тин э можеш «пяторки» палучит! Тин э забила? Скоро вторник, я апяг в школу приду! Тагда сматри! (Дядя Ёрго женился, когда мы с Янисом были маленькие, и ушёл жить отдельно. Мы работали в колхозе. Косить траву начинали, когда солнце почти вышло, и заканчивали ночью. Мне даже медаль дали «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Мне тогда тринадцать лет было, представляешь? Я в тринадцать лет уже работал, а ты не можешь «пятёрки» получать!)

– Дядя Янис с тобой работал?

– Канэшна! Знаэш, как работали? Отстават от взрослих нелзя, потому что задние подходят и если апоздаешь – каса по ногам даст. (Конечно! Знаешь как работали? Отставать от взрослых было нельзя, потому что задние нагоняли, и если опаздываешь, могли полоснуть косой по ногам.)

– А когда свободное время было, что делали?

– У нас аткуда свабодни время била?!. Сперва сажали, сеяли, потом прополка дэлали, паливали, выращивали. Картошку чистили от каларадски жук, пшеницу саранча кушала. Потом уже сабирали, насили пшеницу мешками в город, на хлэб мэняли.

– Ходили пешком?! Это же так далеко!

– Зачэм далеко?! Утром видэш, вэчэр уже там. Заготавливали корм для каров на зиму. Адын раз карова родыл болнова тиелонка. Мне его жалко бил оставлят – там холодно било. Я на руках ночу стал принасит эво дамой и спатс ним. Утром апят относил. Потом тэлёнок уже вирос, поправился, а я эво ешо насил на руках туда-суда…

– Ты был таким сильным?!

Э-э-х! Что сказат… Один раз к нам в дэрэвню приэхал цирк, и сказал, что будэт виступать силач. Вишал мущина в полосатам купалнике и стал гири брасат. Ми всэ как начали свистэт! Патом пабэжали, принэсли с улицы один длинни-длинни рэлс. Я палажил этотрэлс на плэчо и полдэрэвни павесилса с адной стараны, полдэрэвни – другой. Я стаял посэрэдинэ и этот рэлс сагнулся!

– Правда?!

– Хочэш спраси у каво хочэш! Вот када придут нашы, спраси – они тэбэ раскажут!

– Как я спрошу, если они со мной не разговаривают?!