Патриотизм снизу. «Как такое возможно, чтобы люди жили так бедно в богатой стране?»

Защита родной долины от строительства моста через нее в южной Италии[261] или защита уникальной «небесной линии» Санкт-Петербурга, которой угрожает строительство «башни Газпрома»

[262], – примеры неидеологического патриотизма. Другими словами, в условиях кризиса идеологии как таковой патриотизм предлагает новые формы политической достоверности и убедительности – люди откликаются на «конкретику», а не «политику»: вырубка парка, который является неотъемлемой частью малой родины, – это вторжение врага в близкое пространство, необходимость противостоять ему очевидна и не нуждается в дополнительных идеологических обоснованиях. Однако именно на основе такой борьбы сегодня развиваются или возрождаются (воскрешаются) политические идеи, которые в конечном счете будут по своей сути или правыми, или левыми. Значит, левым предстоит идеологическая борьба за роль в протестах, на первый взгляд неидеологических. Более того, эта борьба уже идет: так, социологи из разных стран сегодня пишут об угрозе захвата борьбы простых людей за «общие места», связанные с их малой родиной, правыми популистами[263]

.

Патриотизм в России: власть и оппозиция

Конкретная почва для появления нового патриотизма в нашей стране – путинская «стабилизация». В атомизированной ситуации девяностых, когда, говоря печально известными словами Тэтчер, не было общества, а были только индивиды и семьи, попытки сформировать новую национальную идентичность сверху проваливались. Изначально именно путинский проект работает на создание общества. В 2000-е возникает новая связь с государством и определенная гордость за него, а в связи с присоединением Крыма эти чувства обостряются. Из-за стабилизации и общего повышения уровня жизни и безопасности по сравнению с девяностыми проходит чувство стыда за страну, доминировавшее в предыдущее десятилетие. Постепенно возникает запрос на новую коллективную идентичность, на новую версию патриотизма взамен просоветской реваншистской версии девяностых. В России особенно важен фактор дискредитации космополитических идеологий: марксизм был отождествлен с провалом советского проекта, а либерализм ассоциируется с неолиберальными реформами, повергшими большинство простых людей в бедность и отчаяние. В этих идеологических условиях новый патриотизм становится популярным и привлекательным.

Однако после формирования путинского патриотизма наступает следующий этап, который мы и наблюдаем сегодня. Он характеризуется растущим раздражением, которое вызывает официальная патриотическая риторика, контрастирующая с лицемерием крупных чиновников и олигархов. Это раздражение приводит не к реабилитации старой либеральной риторики из девяностых («Россия должна оставить свои амбиции исключительности и стать нормальной частью цивилизованного мира»), а к запросу на новый патриотизм. Он появляется сейчас постепенно как третья сторона в традиционном споре оппозиционных либералов, считающих, что страна деградировала из-за давления на бизнес, сворачивания демократических свобод и экспансивной внешней политики, и пропутинских лоялистов, требующих лояльности режиму на основании того, что за время путинского правления Россия «встала с колен». Посыл нового патриотизма таков: мы не отрицаем достижения (как и провалы) путинской эпохи, но не считаем их заслугой режима. Мы готовы считать и называть современную Россию своей страной и гордиться ей, но это требует пересмотра отношений между властью и обществом, в первую очередь демократизации и проведения социальной политики в интересах большинства.

Вот небольшой фрагмент из интервью с 13-летней оппозиционеркой, живущей в Санкт-Петербурге:

– Вы вырастете и будете работать в издательстве. Оно будет в России?

– Обязательно в России. Я никогда всерьез не задумывалась о том, чтобы уехать, и не собираюсь это делать. Я горжусь культурным наследием Петербурга, нашими новыми станциями метро, новым стадионом. Это потрясающе. Это Россия, это мой город. Я не оставлю это все[264].