Паутина и скала

И Джордж понимал, что подобный мир можно обнаружить только здесь, в зловещей таинственности и ночном мраке этого загадочного, очаровательного города – мир, странный для аме shy;риканца, для всего неприкрытого страха и отчаяния его души. Хоть этот мир и замкнут, отделен от внешнего мира улиц и ма shy;шин словно бы герметичной, могильной печатью, в недрах своей таинственности он чувственно, неописуемо, с полной, невоз shy;бранной разгульностью свободен.

Это был не тот мир, где странная, древняя торговля женским телом ведется тайком, в страхе и жуткой тревоге. Не жалкий, из shy;вращенный мир порока, грубого, торопливого, убогого, какой обнаруживаешь в деревянных лачугах и хибарках возле железно shy;дорожных путей, на вокзальных скамейках в американском горо shy;дишке, в обнесенных заборами домишках негритянского кварта shy;ла или в дешевых, сомнительной репутации отелях на Южной Мейн-стрит. Не тот мир, где укрывают любовь, утоляют страсть в мучительных волнениях сердца; или где до полуночи ждут в темноте убогой комнатушки шагов по скрипучей половице, ос shy;торожного поворота дверной ручки, предостерегающих шепот shy;ков в тишине и спешке. Не тот мир, где стук в дверь вселяет ужас в сердце, мгновенно душит самую жаркую страсть, где люди за shy;мирают, ждут, прислушиваются, затаив дыхание, когда удалятся пугающие шаги, в который мужчины входят и который покида shy;ют торопливо, с поднятым воротником, глубоко натянутой шля shy;пой, пряча глаза.

Это был мир, где древняя торговля телом ведется в надежном убежище, облагорожена разрешением властей, где этот род занятий является давним, приемлемым, добропорядочным, как про shy;фессия юриста, врача или священника. Мир, где порок приукра shy;шен всевозможными роскошными, чувственными украшения shy;ми, усовершенствован всеми тонкостями, какие способен выра shy;ботать опыт многих столетий; и потому этот дом подействовал на чувства Джорджа возбуждающе, будто сильный наркотик, пода shy;вил его волю, привел к безвольной, безнравственной капитуля shy;ции.

На верху лестницы их поджидала женщина, одетая в вечернее платье из блестящей, отделанной стеклярусом ткани. Руки ее бы shy;ли обнажены, мертвенно-бледными, на них позвякивали брасле shy;ты, мертвенные, обтянутые кожей пальцы были усеяны драго shy;ценными камнями; вены были жесткими, синими, выглядели безжизненно, как у трупа.

Что до ее лица, оно представляло собой самую отвратитель shy;ную карикатуру, какую только видел Джордж. Домье не писал ничего подобного даже в минуты величайшего вдохновения. То было лицо «неопределенного возраста» просто потому, что воз shy;раста не имело. Женщине могло быть и сорок пять, и пятьдесят, и шестьдесят, и даже семьдесят; определить ее возраст было не shy;возможно никак. Она казалась вечной в своей порочности. Ее лицо купалось в пороке, закореневало в нем, окрашивалось гре shy;ховностью, покуда ткани его не стали жесткими, сухими, ли shy;шенными возраста, сморщенными, мумифицированными, по shy;добно жутким трофеям охотников за головами. Глаза походили на вставленные в лицо тусклые, твердые агаты, в них совершен shy;но не было блеска, жизни, человечности; волосы были совер shy;шенно безжизненными, представляли собой нечто отвратитель shy;ное, неопределенное, похожее не то на солому, не то на паклю; а нос, окончательно придававший ее карикатурному лицу убеди shy;тельное выражение корыстолюбия, алчности, беспредельной порочности, представлял собой потрясающий клюв стервятни shy;ка, жесткий, как у птицы. И этот нос придавал лицу главную ха shy;рактерную особенность: оно представляло собой топор из чело shy;веческой плоти, твердый, острый, впечатляющий, ледяной и же shy;стокий, как ад. По сравнению с ним лица Сидящего Буйвола, Паухатана, великого вождя Мокрое Лицо, любое из лиц индей shy;цев сиу и апачей походило на лица добрых, мирных, великодуш shy;ных стариков-христиан.

Женщина приветствовала гостей ослепительной радушной улыбкой, в ней было все обаятельное, сердечное дружелюбие зу shy;бов гремучей змеи; потом взволнованно, жадно заговорила по-французски с Темноглазым, немедленно выяснила общественное положение и национальность своей последней жертвы и приго shy;товилась ее обобрать.

Они вошли в какую-то комнату и сели на изящный, обитый золоченым атласом диван. Остролицая по-матерински уселась рядом со своим юным клиентом в такое же кресло и принялась говорить без умолку:

– Как вам нравится Париж?.. Замечательный, правда?.. Ког shy;да увидите, что у нас есть, он понравится вам еще больше – да?

Она улыбнулась с лукавым намеком и тут же хлопнула белы shy;ми, безжизненными руками, резко издав грубый выкрик над shy;смотрщика.

Тут же, будто в сказке, с какой-то отвратительной, смешной поспешностью заиграл большой граммофон, со всех сторон рас shy;пахнулись стены, и вошло, танцуя, около двадцати молодых, кра shy;сивых женщин.