Павел I. Окровавленный трон

Quel temps! Quel pays! Quelle jolie ville! Quelles bonnes genst! Quel paisible gouvernement! Quelle liberté! Que j'ai bien faie, ne pouvant rester avec vous, d'étre venu dans cette antichambre du paradis!

(Какая погода! Какая страна! Какой милый город! Что за славные люди! Что за миролюбивое правительство! Какая свобода! Как хорошо я сделал, что, не имея возможности остаться с вами, прибыл в эту прихожую рая!)

Comte Fédor Golovkine. Portraits et souvenirs

De Paris au Bengal,

Du Perou jusqu'a Rome,

Le plus sot animal

A mon avis, c'est l'homme.

(От Парижа до Бенгала, от Перу до Рима самое глупое животное, по моему мнению, — человек)

Anonime

I. Кавалер посольства

Камергер граф Рибопьер получил записку от графа Федора Васильевича Ростопчина, приглашавшего пожаловать к нему для выслушания высочайших распоряжений относительно дальнейшей службы.

— Одеваться! — крикнул «маленький» Саша в восторге.

Он не сомневался, что граф Ростопчин сообщит ему о пожаловании его в мальтийские командоры. Наверное, Лопухина уже попросила за него. Что ей стоит? Он знал, что и отец хлопотал о помещении его в канцелярии верховного совета ордена.

В новой только что сшитой статской форме, с ключом позади, в шляпе с плюмажем, важно поехал шестнадцатилетний камергер, стараясь придать физиономии дипломатическое глубокомыслие.

Но весеннее утро было так ясно, так вольно дышала грудь бурным, но теплым веянием со взморья, освободившаяся от ледяных оков Нева так величественно ширилась в берегах, вся усеянная судами и лодками, так весело трепетали разноцветные флаги на мачтах, столько народа толпилось, особенно у пристаней, где шла разгрузка привезенных товаров и с криками таскали крючники ящики, катили бочки и бочонки, столько встречалось товарищей-гвардейцев, гарцевавших на великолепных жеребцах, столько знакомых и незнакомых дам и девиц, разряженных, хорошеньких, со сверкающими глазками, смеющихся, в кабриолетах попадалось навстречу, что юный камергер забыл напускную важность и, улыбаясь, высовывался из окна кареты и раскланивался, размахивая шляпой с плюмажем, причем парик его трепетал косой с огромным бантом из широких лент, концы которых носились по воздуху и бились, точно на затылке молодого человека сидела живая, огромная бабочка.

При этом Рибопьер имел удовольствие услышать громкое замечание одной великолепной, подобной Юноне, красавицы:

— Этот малюточка уже камергер!

Замечание укололо камергера; он спрятался в глубину кареты, надвинул на нос шляпу, опять состроил глубокомысленную физиономию и услышал серебристый смех прекрасной незнакомки.

С окном кареты поровнялся полковой товарищ Рибопьера на вороном жеребце, и, заглянув внутрь, крикнул:

— Сашка, тебя ли я вижу? Что ты насупился, как мышь в крупу? Куда ты едешь, обезьяна?

— Оставь, братец, — с досадой отвечал мальчик. — Я еду к Ростопчину по важному делу.

— Черт тебя возьми! Ты в самом деле стал чернильной душой! Придешь, что ли, вечером к Долгоруковым танцевать вальс с княжной?

— Вероятно, буду, но более, чтобы благодарить княжну, нежели для танцев, — важно ответил камергер. Она, брат, кажется, мне командорство добыла! — не утерпел мальчик, чтобы не похвастаться.

— Ого! Поздравляю! Поздравляю! — закричал всадник. — Ну, прощай, обезьяна! Не забудь нас при гласить вспрыснуть командорство!

— Прощай, брат, прощай, — кивнув шляпой, небрежно ответил командор.

Приемные графа Ростопчина полны были народом, когда в них появился юный камергер. Поднялся шепот. Замечая насмешливые улыбки, Саша покраснел и, стараясь придать себе величие и глубокомыслие, даже прихрамывая на одну ногу, словно старый подагрик, проследовал в кабинет министра без всякого доклада.

Он был здесь свой человек.

Ростопчин сидел за грудами бумаг, когда Саша вошел к нему. Он поднял голову, сначала рассеянно окинул взглядом, потом всмотрелся и вдруг расхохотался.

— Покажись! Покажись! — сказал он. — Повернись, пожалуйста! Великолепно!

— Ну что ж тут смешного, граф! — с досадой сказал Саша Рибопьер и вдруг, не выдержав тона напряженной серьезности, сам расхохотался.

— Вот что, однако, господин камергер, — перестав смеяться, озабоченно сказал Ростопчин. — Я вызвал тебя, чтобы сообщить волю государя.

— Я произведен в мальтийские командоры? — не утерпел Саша и подсказал Ростопчину.