Печать Владимира. Сокровища Византии

– Твой отец – да хранит Господь его душу! – стал жертвой собственной неосмотрительности, боярышня! – побледнев, спокойно сказал Артемий. – Боярин Прокоп украл у знахарки траву, которую считал волшебной, и, вместо того чтобы сдержать данное мне слово, предпочел в одиночку отправиться на поиски клада, стремясь обеспечить тебя приданым. Он думал лишь о твоем счастье и не доверял не только мне и моим спутникам, но и твоему жениху, боясь, что князь, завладев сокровищами, забудет о своем обещании жениться. Он хотел, чтобы Олег был ему благодарен за то, что он отыскал сокровища. Вот что побудило твоего отца действовать в одиночку, вопреки здравому смыслу. К несчастью, убийца не дремал. Он легко справился с боярином, поскольку тот считал себя неуязвимым… Что касается твоих слов о женщине, которую ты называешь ведьмой…

– Прости, боярин, но есть одна вещь, которую я никак не могу понять. Не мог бы ты ее прояснить? – вмешался Василий.

Артемий встретился с ним взглядом и замолчал на несколько минут. Потом, проведя рукой по лбу, словно отгоняя дурную мысль, сказал:

– Я слушаю тебя. Что ты хочешь знать?

– Так вот. Когда ты сказал, что старец выдал себя невольным жестом, тем самым, который позволил тебе догадаться, что в прошлом он был наемником, я не понял, о чем речь.

– Ты помнишь, как подрались два торговца воском, когда мы в первый раз приехали в монастырь? Мы все трое – ты, старец и я – стояли рядом. В тот момент, когда один из мужиков вынул нож, отец Никодим поднес руку к эфесу воображаемого меча. Разумеется, считалось, что он никогда не держал в руках оружие! И хотя этот жест поразил меня, тогда я не придал ему особого значения. Возможно, потому что ты, Василий, также поднес руку к мечу и отец Никодим мог просто подражать тебе. Но старец не смотрел на тебя. Его взгляд был прикован к двум мужикам. Он действовал вовсе не инстинктивно, а как человек, привыкший пускать меч в ход в момент опасности!

Оживившись при этом воспоминании, дознаватель обвел сверкающим взором слушателей, а затем продолжил:

– Позднее эта сцена совершенно неожиданно пришла мне на ум. Во время путешествия в развалины, когда мы с Филиппосом ждали вас, чтобы отвезти тело Прокопа в город, я затеял с ребенком воображаемую битву. И он обвинил меня в обмане: он сказал, что видел, как я положил руку на эфес меча до условного сигнала! Как вы сами понимаете, я не собирался так поступать. К тому же в тот момент меча на моем поясе не было. Вероятно, я сделал это машинально, сам того не заметив. Однако мой жест заметил Филиппос, равно как я увидел жест старца! Именно эта деталь открыла мне глаза. Отныне я знал, что под достойным одеянием монаха скрывается презренный наемник, привыкший держать оружие, наемник, для которого человеческая жизнь ничего не значит, если речь идет об огромных деньгах… Во время нашей первой встречи отец Никодим с восторгом рассказывал о манускриптах, которые хранитель библиотеки приобрел в Царьграде, и с презрением упомянул о золоте, якобы украденном убийцами. Это было весьма хитроумно с его стороны, поскольку он знал, что я за ним наблюдаю. Действительно, искренность его восторга, равно как и презрение, не вызывали сомнений. И я мысленно вычеркнул его из списка подозреваемых. В самом деле, ставка должна была быть гораздо крупнее, чем несколько золотых гривен, чтобы этот прозорливый и образованный монах предстал в своем настоящем обличье, в обличье алчного чудовища! Думаю, отец Никодим рассказал мне свою подлинную историю. Он был, несомненно, выдающимся человеком, сумевшим подняться намного выше, чем позволяло его социальное положение, получить хорошее образование и завоевать, благодаря своим знаниям и упорству, достойное место в обществе. К его несчастью, им всю жизнь двигала жажда власти и денег, что неизбежно привело его к гибели.

– Подумать только, а ведь он был единственным, кого мы не подозревали! – воскликнул Митько. – В конце концов, даже художник Злат оказался невиновным, хотя и был с самого начала нашим главным подозреваемым!