Артемий несколько минут задумчиво смотрел на Стриго, который казался ко всему равнодушным. Взгляд молодого человека потух, плечи опустились.
– Иди с Богом, – наконец произнес Артемий. – Но ты должен дать слово, что не покинешь город без моего позволения.
– Разве мое слово что-то стоит для тебя? – горько усмехнулся Стриго.
– Оно стоит ровно столько, во сколько ты сам оцениваешь себя.
– Если ты боишься, что я украду Альдину, то страхи твои напрасны. Теперь она не захочет даже говорить со мной. И… я даю тебе свое слово.
Стриго поднялся. Хмурое лицо и сгорбленная спина… Ничего общего с тем удалым боярином, которого Артемий видел накануне на крыльце дворца.
– Тебе выпала нелегкая участь, – угрюмо промолвил молодой человек, прежде чем выйти. – Я буду молить Господа, чтобы он помог тебе!
– Молись лучше за себя, Стриго! Это ты нуждаешься в помощи! – крикнул вслед Артемий.
Оставшись один, дружинник проворчал:
– У этого молодого нахала просто талант выводить меня из себя! Однако он, несомненно, искренен. Может ли он ломать комедию столь убедительно?
Вдруг Артемий заметил, что Стриго забыл плащ. Взяв в руки вещь, боярин хотел догнать горе-жениха, но тут его внимание привлек легкий хруст. Артемий быстро сунул руку во внутренний карман и извлек кусок бересты. Послание было выведено большими неровными буквами.
«Хоть малышка и чужеземка, она умеет выражать свои мысли! – подумал Артемий. – У Альдины сильный характер. Надо будет пристально за ней понаблюдать. Кто знает? Эта безутешная сирота может быть опаснее, чем ее возлюбленный простак!»
Артемий сунул бересту в карман плаща. Открыв дверь, он велел стражнику кликнуть слугу, чтобы тот отнес плащ владельцу. Вдруг он заметил в коридоре Ждана.
– Приветствую тебя, боярин. Мне передали твой приказ… – начал молодой человек.
Артемий кивнул головой и пригласил сына тысяцкого войти. Пока Ждан устраивался на высоком стуле без спинки, дружинник рассматривал его спокойное бледное лицо и скромную одежду из охрового бархата. Немного помолчав, Артемий начал:
– Ну что же, как ты чувствуешь себя сейчас, когда стал единственным наследником самого богатого боярина Смоленска?
К удивлению дружинника, глаза собеседника наполнились слезами.
– Ты уже второй, кто сегодня задает мне столь неделикатный вопрос! Почему вы оба сомневаетесь, что мое горе искреннее?
– А кто тот первый?
– Братослав. Я думаю, что он просто злится на моего отца. Ведь тысяцкий увеличил сумму подати, которую Братослав должен платить князю. Они яростно спорили об этом. Я не знаю, прав ли Братослав, но он не должен был переносить на меня свой гнев. Только Мина обратилась ко мне с ласковыми утешительными словами. Она действительно тронута моим горем…
– Однако вы с сестрой не ладили! – прервал Ждана дружинник, что-то записывая на чистом куске бересты.
– Да, несомненно, так могло показаться со стороны, – вздыхая, согласился Ждан. – Мы были такими разными. Моя сестра презирала книжные знания, а я высмеивал то, что называют необразованностью и торгашеским умом. Как я сейчас корю себя за это!
– Она тоже не проявляла к тебе снисходительности, – примирительно заметил Артемий. – Вчера, когда ты подарил князю древний манускрипт, Настасья позволила себе высказать несколько грубых слов в твой адрес.
Ждан стал пунцовым и заерзал на сиденье.
– По правде говоря, она не так уж и не права. Разумеется, мой поступок не был ни лицемерным, ни расчетливым, как она утверждала. Но мне явно не хватает скромности. В принципе, я понимаю ее раздражение. Ей очень хотелось бы иметь брата, способного отличиться на поле брани с мечом, а не в библиотеке со стилосом! Что ты хочешь? Мой отец тоже думает, что я недотепа! И возразить нечего. Я, брат Настасьи, даже не способен вызвать на поединок ее убийцу!
– Не терзай себя напрасно. Не все воины по призванию. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет личности убийцы?
– Никаких. Я знаю, что некоторые считали мою сестру высокомерной. Но чтобы хладнокровно ее убить…
Голос Ждана вновь сорвался, его глаза затуманились. Он вынул из кармана большой шелковый носовой платок с вышитым солнцем и промокнул слезы. Артемий, притворившись, будто что-то записывает, украдкой наблюдал за молодым человеком.
– Какими бы ни были чувства Радигоста, – наконец произнес дознаватель, – его состояние теперь достанется тебе. Ты уже думал, как ты распорядишься им?
Ждан поднял на дружинника простодушный взгляд и пожал плечами.