Шлагбаум, на счастье, оказался поднятым, он перемахнул через пути и погнал машину к шоссе. И дальше ехал быстро, намеренно превышая скорость, — мимо Мытищ и Тайнинки. «Похоже на бегство, — подумал, кидаясь в просвет между легковой и тяжелым трейлером. Хмуро усмехнулся: — От кого?»
Со станции, где, единственный в поселке, работал автомат, он вернулся довольно быстро. Ася уже накрыла на веранде стол, он съел полтарелки супа, невкусного, из пакета, и встал, сказал, что иначе не успеет, — надо ехать. Лодыженский с таким же багровым лицом, как и утром, просительно смотрел через стол, и он сказал, что отзыв на мемуары возьмет с собой, просмотрит вечером, а завтра, когда вернется, они засядут за работу как следует. Быстрым шагом поднялся в мезонин, выдернул из папки листы с сопроводительным письмом, дотронулся до бархатной рамки портрета Софьи Петровны — отчего-то показалось, что она смотрит на него с укоризной.
Солнце уже повернуло на запад, высветлило косяк растворенного окна, и он подошел к нему, выглянул, обвел взглядом кроны яблонь, буро-зеленую поверхность пруда за ними, Алкея, разлегшегося на обкошенной им давеча лужайке. Смотрел оценивающе, как бы советуясь сам с собой, стоит ли оставлять это все, потом резко повернулся и шагнул на скрипучее дерево ступенек.
Ася вышла его провожать. Помогала открыть ворота, а когда он уселся, положил руки на руль, поцеловала, просунув голову в окно машинной дверцы. «Передай Бруту, — сказала, — что он безбожник. Не мог сам без тебя справиться». Лицо у Аси было покойное, и он подумал, что она даже, наверное, рада его отъезду — так ей будет лучше, в тишине, наедине с отцом.
«А мне лучше? — спросил он себя теперь, глядя на бегущий под колеса асфальт, на показавшийся впереди зеленоватый бетон моста окружной дороги. И припечатал: — Да, мне лучше».
Когда ронял в автомат и доставал снова монетку, пытаясь соединиться с городом, ни о чем таком не думалось. И когда говорил, отгораживаясь плечом от любопытной тетки, ожидавшей очереди, пялившей глаза сквозь дыру в будке, где должно было стоять стекло, тоже не думал. И когда умолк, пережидая грохот загорской электрички, проскакивающей мимо платформы, хотел одного — увериться, что ничего не случилось, что Люся не обманывает, и она, похоже, говорила правду — было довольно хорошо слышно ее голос, немного усталый или больной: «Что случилось, что случилось… Ничего! Захотелось узнать, как вы там». — «Я? Как всегда». — «А что делаете?» — «Косил траву». — «A-а, как Левин… Сейчас вся интеллигенция косит траву. Помогает?»
Вот когда он решил, что поедет, вернее, понял, что не может не поехать, — когда она сказала это: «Помогает?» Почему-то представилось, что она сидит на диване или там на тахте, и рядом аппарат с длинным, протянувшимся через всю комнату шнуром, и она уже все решила: что храбро примет предложение главного — зав. отделом так зав. отделом, ей бы только найти теперь новый, верный тон в отношениях с ним, пока еще начальником, а потом сразу в памяти возник Семен и его уверенное «на четвертом месяце», и снова, как вчера: как же она сможет ворочать отделом, Люсьена? Но когда отгрохотала электричка, все это разом куда-то ушло и осталось только — он явственно понял — желание просто увидеть ее. Немедленно, сейчас.
Он не сказал, что приедет. Промямлил что-то напоследок — что сядет работать, за тестеву рукопись сядет, а сам не шел — почти бежал мимо заборов, мимо водоразборных колонок на углах затененных деревьями улиц и все повторял: «Помогает?.. Помогает?»
За окружной, по городу, ехать было приятно: грузовые машины почти не встречались, а легковые разбрелись по Подмосковью. Сильнее, правда, чувствовалась духота, но ее искупала необычная пустынность улиц, грифельный, различимый из-за редкости машин отсвет асфальта, ярче засветившиеся в густевшем к вечеру воздухе глазки светофоров.
Он свернул под эстакаду, проехал вдоль бульвара и, обогнув его, остановился на том же месте, под фонарем, где стоял когда-то, доставив Люсю поздним вечером из редакции. Дом он помнил и квартиру по одной вечеринке у нее, когда всем отделом обмывали еще одну Люсину книжку для детей, и храбро шагнул в подворотню, мимо баков с мусором, и потом чуть наискосок через двор.