Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма

– Ну же, мальчики, мальчики, – произнес фюрер ласково. – Мне тут по дороге пришла в голову одна мыслишка. Давайте-ка уничтожим Британию[60].

2

Первую – запоздалую – попытку бежать на юг Вудхаусы предприняли только 20 мая, когда непроверенные и разноречивые слухи вдруг превратились в пугающую и неотвратимую реальность. Когда всем в Лэ-Тукэ – и это несмотря на призывы сотрудников консульства и спокойный, уверенный тон дикторов BBC не поддаваться панике – стало понятно, что немецкое наступление не только не захлебнулось, но идет полным ходом и почти не встречает сопротивления. А ведь в апреле и даже в начале мая еще была возможность пересечь Ла-Манш. Но слухами, известное дело, земля полнится! Не отступят же доблестные британские вооруженные силы, не дадут соотечественников в обиду! Не прерывать же работу над «Радостью поутру» – осталось всего-то несколько глав! Не отдавать же, в самом деле, любимых собак в карантин!

Всю смехотворность и нелепость попыток Вудхаусов бежать на юг сумел бы описать разве что сам Вудхаус. 20 мая Этель едет в английский военный госпиталь в Этапле и расспрашивает тамошнего коменданта о последних разведданных. Верный присяге служака заверяет миссис Вудхаус, что немцы еще далеко (а они уже в Амьене), и оснований для беспокойства нет. Вудхаусы принимают решение отъезд отложить; Этель, правда, колеблется, Плам же никуда ехать не хочет.

«Уезжать – это целое дело, – пишет он Рейнолдсу, – так что я сижу себе тихонько и сочиняю новый роман о Дживсе».

Однако одумываются, и после жарких споров в ночь на 21-е лихорадочно собираются, загружают вещи в «ланчию», вторую машину отдают домоправительнице, и наутро двумя машинами отбывают на юг. План бегства столь же грандиозен, сколь и несбыточен: добраться до Португалии, а там сесть на пароход – и в Штаты. Проезжают три километра, до Лиссабона уже рукой подать – и тут старушка «ланчия» ломается, причем всерьез. «Ланчию» за ненадобностью бросают на дороге, пересаживаются со всем скарбом и животными во вторую машину – и возвращаются в Лоу-Вуд.

На следующий день, пристроив собак соседям (Вудхаус себя казнит), вместе с семьей Грантов и еще одним англичанином на трех машинах вновь отправляются в путь. Впереди (так и подмывает добавить: на лихом коне) Вудхаусы, за ними в фургоне Жаклин, за Жаклин, замыкая кавалькаду, ее отец на «симке». Выезжают на шоссе – и вынуждены остановиться. Дорога забита машинами, телегами, велосипедами, гружеными вещами, пешеходами. Исход! Гранты теряют Вудхаусов из вида – что в этой несусветной толчее не удивительно. Вудхаусы съезжают на обочину и ждут Грантов. А Гранты сидят в сломавшемся фургоне и ждут – и ждать будут долго – механика. Поздно вечером Вудхаусы и Гранты порознь, так и не встретившись, бесславно возвращаются в Лэ-Тукэ. Эту ночь Пэлем и Этель ночуют внизу, в гостиной, предусмотрительно накрыв, по совету практичной Этель, головы подушками – а вдруг будут бомбить?! Не будут; бомбить мирный Лэ-Тукэ нет никакого резона, к тому же с 22 мая, то есть со следующего дня, Вудхаусы, как и все жители приморского городка, оказываются за линией фронта. Бегство в Португалию откладывается.

В прологе мы подробно описали встречу Вудхаусов с немецким патрулем. В действительности же эта встреча с немцами была не первой. Первым немцем, победоносно вступившим в Лэ-Тукэ, был военврач: его отправили осмотреть местную больницу, где находились раненые немецкие солдаты. Сами Вудхаусы врача не видели, но его французский коллега, который немца сопровождал, заверил их, что тот «тре коррект» – весьма учтив. Спустя день-другой Жаклин обнаружила за воротами дома целый взвод солдат в серых мундирах. Попались серые мундиры на глаза и чете Вудхаусов, когда они утром, как всегда, мирно прогуливались по лужайке перед домом. И будто бы Этель, понизив голос, сказала мужу: «Не оглядывайся, но приехала немецкая армия». Эти немцы были уже не вполне «тре коррект»: двое с винтовками наперевес ворвались в дом Грантов и арестовали Артура. Ему уже было пятьдесят четыре, но выглядел он намного моложе, и немцы сочли, что он призывного возраста, а значит, должен быть задержан. Спустя пару часов разобрались, и Гранта отпустили – и даже, кажется, извинились.

Спустя еще день, установив комендантский час и расставив по всему городу часовых, наведались и к Вудхаусам. Для начала забрали из дома все съестные припасы, а потом пришли снова – за машиной, радиоприемником (прощай, BBC!) и велосипедом. Плам было запротестовал, но на языке Шиллера и Гёте знал только «Es ist schönes Wetter» («Прекрасная погода»), и вынужден был уступить. Впрочем, эти реквизиции не помешали ему продолжать работать: режим, установившийся много лет назад, захватчики, истинные гуманисты, не нарушили. Не помешали и шутить – довольно, впрочем, натужно: