Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность

Едва ступив на борт «Мыса Фаруэлл», миссис Диллингтон-Блик тут же принялась обустраиваться и осуществлять действия, которые друзья называли между собой ее особой «техникой». Первым делом она обратила внимание на стюарда. На «Мысе Фаруэлл» плыли всего девять пассажиров, и всех их обслуживал только один стюард. Им оказался бледный и чрезвычайно полный молодой человек со светлыми слегка встрепанными волосами, водянистыми глазами, родинкой в уголке рта и сильным акцентом кокни, который почему-то показался знакомым. Наладить с ним отношения для миссис Диллингтон-Блик не составило никакого труда. Она тут же спросила, как его зовут (оказалось — Денис), и выяснила, что именно он обслуживает бар. Она дала ему три фунта и намекнула, что это лишь для начала. Не прошло и нескольких секунд, как миссис Диллингтон-Блик уже знала, что Денису двадцать пять, он играет на губной гармонике и ему страшно не понравились мистер и миссис Кадди. Он был медлительным и прилипчивым молодым человеком, но ей в самой вежливой манере удалось от него отделаться.

— Вы просто чудо! — воскликнула ее подруга.

— Моя дорогая! — воскликнула в ответ миссис Диллингтон-Блик. — Да этот паренек будет ставить мою косметику в прохладном месте, когда мы доберемся до тропиков.

Ее каюта просто утопала в цветах. Денис отправился за вазами, попутно заметив, что орхидеи лучше держать в прохладном месте. Дамы обменялись взглядами. Миссис Диллингтон-Блик принялась отшпиливать карточки от букетов и читать вслух имена дарителей, сопровождая каждое негромким одобрительными возгласом. Казалось, она вмиг заполнила эту каюту с ее скудным и мрачноватым декором — заполнила запахом духов, мехами, цветами и самой собой.

— Стюард! — послышался недовольный оклик из коридора. Денис приподнял брови и вышел.

— Он уже твой раб, — заметила подруга. — Нет, честно!

— Просто я люблю комфорт, — сказала миссис Диллингтон-Блик.

Звал Дениса мистер Мэрримен. Опытный стюард всегда может отличить пассажира легкомысленного и вздорного от солидного человека. Но мистер Мэрримен успел понравиться Денису. Его очки, взъерошенные волосы и херувимское личико говорили ему, что это человек рассеянный, щедрый и доброжелательный, к тому же еще и застенчивый. И он был горько разочарован, когда, явившись на зов мистера Мэрримена, вдруг увидел, что тот пребывает в ужасе и негодовании. Похоже, что его ничего не устраивало в каюте. Мистер Мэрримен просил помещение на левом борту, а оказалось, что оно на правом. Багаж доставили в жутком состоянии, и еще он хотел, чтобы койку его застелили должным образом, как кровать дома, а не устраивали из нее какой-то, как он выразился, дурацкий лабиринт.

Денис выслушал все эти претензии с невозмутимым видом, даже не поднимая глаз.

— Это всего лишь стечение обстоятельств, — заметил он, когда мистер Мэрримен наконец умолк. — Что ж, посмотрим, что мы можем для вас сделать. — Он добавил слово «сэр», но опять же не в той манере, как было принято в средней школе, где работал мистер Мэрримен.

Мистер Мэрримен откашлялся и заявил:

— Вы выполните все мои пожелания немедленно. Я на прогулку, ненадолго. И когда вернусь, чтобы все было исполнено. — Денис разинул рот. Мистер Мэрримен добавил: — Вот таким образом. — А затем демонстративно запер верхний ящик туалетного столика и вышел из каюты.

— Готов поклясться, — растерянно пробормотал Денис, — этот тип — настоящее шило в заднице. Мы еще хлебнем с ним горя.

Собрат по вере отца Джордана помог ему разложить скромные пожитки в каюте. Закончив с этим, священники посмотрели друг на друга с несколько неуверенным и озабоченным видом людей, которым предстоит скорое расставание.

— Что ж, — заговорили они одновременно, и отец Джордан продолжил: — Очень мило, что вы проводили меня, проделали весь этот путь. Я был рад вашей компании.

— Вы? — восхищенно заметил коллега. — Думаю, нет нужды говорить, какую радость вы доставили мне. — Он убрал руки под сутану и скромно стоял перед отцом Джорданом. — Автобус отходит в одиннадцать, — добавил он. — Вы, наверное, хотели бы обустроиться и передохнуть.

Отец Джордан улыбнулся и спросил:

— Что-нибудь желаете сказать мне на прощанье?

— Ничего такого, что соответствовало бы случаю. Просто я… ну, вдруг понял, как это много значит для меня — иметь перед глазами пример столь доблестного служения. Такой, как вы…

— Человек мой дорогой!

— Нет, правда! Вы поразили меня, отец, столь глубоким и ревностным служением Господу нашему и Его церкви. Да будет вам известно, все наши братья просто восхищаются вами! И еще, думаю, все мы знаем о вас гораздо меньше, чем друг о друге. Тут на днях отец Бернар сказал, что, хотя наш орден не связан обетом молчания, вы всегда будете придерживаться своего правила молчания духовного.

— Не уверен, что столь уж восхищен этим афоризмом отца Бернара.

— Вот как? Но он имел в виду только хорошее. Нет, правда. Вот я, к примеру, слишком много болтаю. Надеюсь, что в самом скором времени возьму себя в руки и перестану. Прощайте, отец. Да благословит вас Господь!