- Ах ты, мохнатый обманщик! - сказал я. - Ну, друг, расскажи, что это было? Дерево? Холм? Холм! Хороший мальчик! А теперь давайте поймаем что-нибудь, и чтобы сделать это - ты должен вести себя максимально тихо.
Волли развернулся на месте и направился в сторону леса. Я последовал за ним. Пёс прислушался ко мне и благородно игнорировал наглых барсуков и ещё тысячу и один запах животных, которыми были исполнен лес. Обычная собака не успокоилась бы, пока не выяснила источник каждого их них. Пожухлые, похоже, не истлевшие до конца ещё с прошлой осени листья шуршали под ногами, путаясь в мелкой листве и сухих ветках, которые с треском ломались под ногами, когда мы шли по роще. Каждый маленький ручеек стремился слиться в один поток, стремясь к озеру, весело подхватив падающие листья, разноцветными корабликами унося алые листья клёна и желтые листья дуба своим юрким потоком вперёд. Прямые лучи солнечного света отражались от глянцевой поверхности озера, пытаясь пробить призрачный барьер, и озарить своим цветом тёмную глубину, где на самом дне, среди мелких, шлифованных водой камешков, сновали туда-сюда занятые своими делами пескари. Сверчки пели в густой, терпкой, зелёной траве. Здесь не было той тишины, которая была в роще.
- Вперёд! - скомандовал я Волли.
Собака устремилась вперёд, сделала оборот вокруг себя, потом круг по зарослям вокруг нас, и в какой-то момент замерла на месте, словно окаменела, и покрылась бронзой, как статуя. Я сделал шаг вперёд, взял пистолет обеими руками, один шаг, второй, третий... может быть, я сделал шагов десять, в то время как огромный рябчик промелькнул в зарослях, устремившись куда-то вглубь леса. Из моего пистолета вырвалось воющее, алое пламя, разнося жуткий грохот по всему лесу, и сквозь тонкую вуаль пороховых газов тёмный силуэт упал с ветки, подняв в воздух облако перьев, таких же бурых, как и листья под ногами.
- Взять!
Волли принялся выполнять приказ. В какой-то момент он остановился, принюхался, выгнул шею, напряг хвост, но тут же преодолел своё желание устремиться вперёд, поднял с земли комок бронзовых перьев, аккуратно сжимая в пасти тушку. Жадно, по-собачьи дыша, он положил птицу мне под ноги и сел рядом, поджав под себя лапы и положив голову на землю. Я уложил тушку в карман, склонился над Волли и почесал его за ухом. Затем, зажав пистолет под мышкой, я жестом указал собаке двигаться вперёд. Должно быть, было уже около пяти, когда я нашел небольшой разлом в скале, устроился на привал и сел на камень, чтобы перевести дух. Волли нагнал меня и сел рядом, устроившись прямо на траве недалеко от моих ног.
- Чего? - спроси я.
Волли поднял лапу, которую я взял.
- Мы так точно не успеем вернуться к ужину, - сказал я. А ведь мы могли бы успеть раньше, если бы не ты. Ты ведь понимаешь о ком речь? Ох, ладно... Как твоя нога, ммм? Посмотри - вот! - Я достал тушку из кармана. - Это наш пернатый друг - если хочешь - можешь поиграть с ним. Просто высуни язык и... ну ты понял, о чём я. Я положу его сюда, на камень, среди веток и мха. Разве ты не хочешь перевести дух? Нет, уже бесполезно брать след и искать путь среди зарослей - запах табака уже перебил остальные запахи леса. Думаю, нам стоит немного вздремнуть, и отправится домой, когда уже взойдёт луна. Ты только представь, какой роскошный нас ждёт ужин! Подумай, как будет волноваться Хоулетт, если мы не вернёмся домой к ужину! Представь, сколько разного и интересного ты сможешь рассказать своим друзьям, Гумину и Миоче! Ты ведь хороший, хороший пёс. И, надо признать - ты утомил меня - я очень устал. Я едва ли стою на ногах и приходится прилагать уйму усилий, чтобы не заснуть прямо здесь.
В отличие от меня, Волли не сильно устал. Он лёг на листья у моих ног, но я всё же подождал, пока он не уснёт, чтобы задремать самому. Вскоре он заснул, действительно заснул, шевеля задними лапами во сне - ему наверняка снилась охота. Я и сам не заметил, как задремал, и мне показалось, что солнце так и не зашло, когда я закрыл глаза.
Волли поднял голову, посмотрел на меня, надеясь, что я проснусь, нервно ударил хвостом с полдюжины раз, надеясь привлечь моё внимание, шуршал сухой листвой, и, увидев, что это не возымело успеха, снова лёг на землю.