– Какое интересное колечко, – одновременно с ним сказала мама. Взяла мою руку и поднесла к свету. – Господи боже. Оно что, золотое?
К этому вопросу я была готова.
– Нет, простая побрякушка.
– Даже не верится, – сказала мама, поворачивая мою руку то так, то эдак. – Посмотри, как сверкает, – повернулась она к папе. – Чего в наши дни только не делают.
– Да, выглядит симпатичненько, – сказал папа, взглянув на кольцо без особого интереса, и постучал пальцем по дневнику. – А это что у тебя?
– Похоже, это дневник Розмари.
– Какой еще Розмари? – спросила мама.
А вот папа сразу же оживился.
– Ты имеешь в виду мою бабушку? Розмари Давенпорт?
Я кивнула.
– Да. Думаю, это ее дневник. Ты, случайно, не знаешь, была ли она полевой медсестрой во время Второй мировой?
Папа кивнул.
– Да. Она была медсестрой и после войны. Изучала медицину, даже работала в какой-то английской больнице, пока они с мужем не эмигрировали в Америку. После брака Розмари взяла фамилию прадедушки – Маккензи. Мой отец родился уже в Вашингтоне.
– Значит, я – первая девочка в роду после того, как Розмари вышла замуж?
– Какой странный вопрос, – хихикнула мама. – Ты что, увлеклась оккультизмом?
Папа оставался серьезным.
– Да, так и есть. Я у родителей единственный ребенок, а у бабушки с дедушкой – Розмари и Кларка – не было других детей, кроме моего отца.
Мама театрально вздохнула:
– О боже, мы снова возвращаемся к истории о часах? – Она повернулась ко мне и сказала: – В семье твоего отца питали склонность к театральщине. И это притом, что они англичане! Подумать только…
– Ну спасибо, дорогая, – поморщился папа.
– Так это правда? Розмари написала в завещании, что часы должны перейти к следующей рожденной в семье дочке?
Мама снова вздохнула.
– Говорю же: склонность к театральщине. Мне не разрешали даже прикасаться к этим часам. Твой отец сторожил их как цепной пес.
– К последней воле следует относиться со всем уважением, – невозмутимо отозвался папа. – Мы хранили эти часы в надежном месте и отдали их Ливии, когда та подросла. Как Розмари и хотела. И, если память меня не подводит… – папа посмотрел на маму, – тебе, моя дорогая, достался бриллиантовый браслет, который дедушка подарил Розмари на двадцатую годовщину свадьбы. Он куда более ценный.
– Конечно, – отмахнулась мама. – Думаешь, я забыла? Просто меня не устает поражать эта история с часами. Некоторые люди придают таким вещах слишком большое значение.
Тут я решила вступиться за свою прабабушку:
– Мне не довелось встретиться с Розмари, но я каждый день благодарю ее за эти часы.
Я сунула в рот огромный кусок пирога, чтобы не высказать все, что думаю о маминых словах.
Мама, оказавшаяся в явном меньшинстве, соскользнула со стула и направилась к кофемашине.
– И снова они на одной стороне! Пожмите друг другу руки. Вы с отцом явно сделаны из одного теста. Я просто проходила мимо.
Папа улыбнулся у нее за спиной, покачал головой и придвинул к себе дневник.
– Где ты его нашла?
– Перед переездом в Париж я копалась в хранящихся на чердаке коробках.
Это объяснение я состряпала на скорую руку. Впрочем, я действительно копалась в коробках на чердаке. В одной и правда нашлись семейные реликвии от прабабушки и прадедушки. Мне оставалось лишь дать волю своему воображению, чтобы объяснить находку дневника. Меньше всего мне хотелось рассказывать родителям о Грайах.
– В парочке коробок лежали семейные ценности. Дневник был спрятан в старом пальто. В подкладке. Я нашла его случайно.
– Вот это да, – отозвался папа, внимательно пролистывая дневник. – Жаль, что почти ничего нельзя разобрать. Но это точно почерк Розмари. Может, нам отреставрировать дневник? Тогда вы могли бы прочитать об этом больше.
В ответ я лучезарно улыбнулась и сказала:
– Отличная идея, пап.
– Я позвоню одному своему другу из Вашингтона. Он давно коллекционирует антиквариат и разбирается в таких вещах. Может, он знает какого-нибудь хорошего парижского мастера.
– Было бы здорово! – воскликнула я, бросившись папе на шею. – Спасибо!
Тот, похоже, растрогался.
– Не за что. В конце концов, дело касается истории нашей семьи.
– К слову о семье и историях, – вмешалась мама, – я хочу позвонить маме. Если что, я в гостиной.
Папа протянул мне дневник и сказал:
– Положи его к себе, пока мы не найдем какого-нибудь реставратора. А сейчас мне нужно вернуться к работе. – Он внимательно посмотрел на меня. – Ты в порядке, милая? Выглядишь устало.
– В школе сейчас дел невпроворот, – уклончиво ответила я.
– Ты не боишься этой штуковины в небе?
– Ты про звездную туманность? Нет, не боюсь. Говорят, она не опасна, поэтому я о ней даже не вспоминаю.
– И хорошо. Говорят, такие природные явления случаются каждые несколько тысяч лет. Со временем они исчезнут сами собой. Дорогая, ты же знаешь, что я тебя всегда выслушаю? – спросил папа, ободряюще глядя на меня. – Со мной ты можешь поговорить обо всем.