Пепел и пыль

Не знаю, сколько это продолжалось, но прежде чем меня полностью оставили силы, раздались выстрелы, крик и яростная канонада, а затем взрывы гранат.

Гром забежал лишь на секунду, схватить стоявшую у стены большую немецкую штурмовую винтовку.

– Сидите тут и не высовывайтесь! Мы их задержим!

– Пан ротмистр! Я вас переведу!

Он покачал головой.

– Мне людей тут бросить? Да вы что! Впрочем, я все равно остаюсь.

– Зачем, ради всего святого? Ваше место по ту сторону.

– Мое место здесь. Пока здесь творится ад, я не отступлю. Похоже, уже просто не могу иначе.

Он выбежал наружу, в оглушительный грохот выстрелов, взрывов и криков.

Долго я выдержать не мог. Хуже всего в такой ситуации сидеть словно крыса в норе и ждать приговора.

Стрельба сперва напоминала яростное стаккато, потом все реже, и наконец стали слышны лишь одиночные выстрелы.

Все более редкие.

Я окинул взглядом землянку в поисках какого-нибудь оружия и нашел немецкий пистолет-пулемет МП-40, несправедливо именуемый шмайсером. До сих пор мне доводилось видеть подобные ему только в кино. Схватив его и удивившись, что он такой длинный и громоздкий, я оттянул затвор и поискал что-то вроде предохранителя.

Осторожно приоткрыв стволом сколоченную из досок дверь, я выглянул из землянки.

Лагерь усеивали тела, над которыми поднимался туман и клубы дыма. Они лежали повсюду, неподвижные и исковерканные. Чем ближе к землянке, тем их было больше, а у порога возвышался настоящий завал из трупов. На ступеньках я нашел лишь согнутую как рогалик штурмовую винтовку и фуражку с орлом.

Посреди лагеря стояли Плакальщики. Впереди – самый рослый, как обычно в черном капюшоне, со спрятанными в рукавах ладонями. За ним – еще четверо, с факелами в руках.

Подняв оружие, я дрожащим пальцем нашарил спуск. Все-таки они до меня добрались, теперь мне не ускользнуть.

Прежде чем я успел моргнуть, монах резким размашистым движением метнулся ко мне и уперся грудью в дуло.

Я нажал на спуск, но, прежде чем изогнутый кусочек металла успел дойти до упора, раздался треск. Дуло покрылось ржавыми пятнами, которые поползли в мою сторону, облепляя патронник и магазин словно лишай. Пятна сменились ямками, затем дырами, оружие развалилось на мягкие хлопья ржавчины и рассыпалось, превратившись в то, чем оно было на самом деле – горстью окиси железа и рыжей пылью на моих ладонях. Прошлым. Старым следом на земле.

Конец.

Мне конец.

Монах забрал Ка оружия, а теперь заберет мое.

Повернувшись к своим, он что-то быстро и неразборчиво сказал на каком-то старом языке, из которого я понял только «сам», «говорить» и «время». Я даже не сумел опознать, арабский это, арамейский, древнегреческий или латинский жаргон. Знал лишь, что часть звуков мне знакомы.

Плакальщик слегка подтолкнул меня и вошел следом в землянку, закрыв дверь.

Я сел. Здесь было так тесно, что почти невозможно стоять. Монах заполнял собой вход, заткнув его словно черный валун. Мне стало душно, как в мешке для трупов.

Втиснувшись за стол, он сбросил капюшон. Я судорожно вздохнул.

Он выглядел будто изваяние из маленьких кусочков потрескавшегося старого гранита. Словно живая, очень старая и выветрившаяся скала.

– Феофан… – прошептал я.

– Значит, ты слышал о Феофане, – проговорил он скрежещущим голосом, будто эхо со дна пещеры. – Нет. Я не Феофан. Я отец Иоанн. Притворялся католическим монахом, но на самом деле мое братство – орден Терний. Я его Великий Пресвитер. Уже много лет. То есть был, пока не умер. Я сделал все, как учил Феофан, и остался здесь. Здесь, в чистилище! Чтобы его охранять. Я хотел это сделать и сделал. Но… скажи мне, ложный спаситель, самозванец, похититель душ, – что со мной стало?! Во что я превращаюсь?!

Он протянул ко мне потрескавшуюся гранитную руку.

Собственно, он становился тем, чем себя ощущал и чем, по сути, был. Только и всего.

– Я не знаю, где книга, – сказал я. – Вся эта охота лишена смысла. Только недавно я сообразил, о какой книге идет речь. Михал наверняка ее нашел. Но я не знаю, что он с ней сделал. Скорее всего, отдал своему настоятелю. Он всегда поступал по правилам.

– Неважно! – крикнул монах с явными истерическими нотками в голосе. – Он не отдал ее настоятелю. Неважно. Скажи мне, что со мной происходит? Я превращаюсь в демона? Я Пресвитер! Я страж чистилища! Я не проклят! Я принадлежу к лику просвещенных! Я пережил свой гнозис, и все впустую! Явился сюда сам! Сам по себе! Не так все должно было быть!

– Добро пожаловать в Междумирье, – язвительно бросил я.

– Ты дьявол? Ты меня пленил?

– Я перевозчик. И ты прекрасно об этом знаешь.