Пепел и сталь

— Сейчас, — продолжал Марш, — он изображает из себя какого-то дальнего родственника Рену. И этот человек должен исчезнуть до того, как кто-нибудь признает в нем Выжившего. Когда Кел вернется, то займет другое положение, будет пробираться в особняк через заднюю дверь и не снимать капюшон в Лютадели. — Марш немного помолчал и поднялся. — Ладно, основы я объяснил. Теперь тебе нужно потренироваться. Когда будешь пересекаться с туманщиками, сосредоточивайся на их алломантической пульсации. А если нам доведется встретиться вновь, я покажу тебе еще кое-что, но только при условии, что ты освоишь азы.

Он ушел с балкона, не попрощавшись, и Вин проводила его взглядом. Вскоре она увидела, как он снова подходит к Кельсеру и Рену.

«На самом деле в них нет ненависти друг к другу, — думала она, облокотившись о перила балкона и глядя вниз, во двор. — Хотела бы я испытать такое…»

Некоторое время она размышляла и наконец решила, что любовь близких родственников должна немного походить на длину алломантической волны, которую ей теперь следовало искать, — то есть на то, с чем она сейчас совершенно незнакома.

21

Герой Веков окажется не человеком, но силой. Ни один народ не сможет на него претендовать, ни одной женщине не удастся его удержать, ни один король не сумеет его убить. Он не должен принадлежать никому, даже самому себе.

Кельсер спокойно сидел и читал, пока лодка медленно двигалась по каналу на север.

«Иногда меня тревожит, что я совсем не тот герой, за которого меня принимают», — было написано в дневнике.

«Какие у нас есть доказательства? Слова давно умерших людей, лишь теперь признанные пророческими? Даже если поверить в предсказания, надо изрядно постараться, чтобы соотнести их со мной. Правомерно ли считать события на Летнем Холме „ношей, выковавшей героя“? Несколько моих жен могли, наверное, дать мне „бескровную связь со всеми королями мира“, если смотреть под определенным углом. Можно найти десятки похожих фраз, так или иначе отсылающих к эпизодам моей жизни. Но точно так же они могут не иметь ко мне никакого отношения.

Философы уверяют, что пришло время и были соответствующие знамения. Но я продолжаю думать: а что, если они выбрали не того человека? Так много людей зависит от меня. Они говорят: я стану держать в руках будущее всего мира.

Но что они подумают, если узнают, что их защитник — Герой Веков, спаситель — сомневается в себе? Может, они вовсе и не будут потрясены. И пожалуй, это беспокоит меня сильнее всего. Что, если в глубине души они и сами удивлены — так же как и я?

Когда они видят меня, не видят ли они лжеца?

Рашек, похоже, думает именно так. Я знаю, что не должен позволять простому носильщику нарушать мое спокойствие. Но он из Терриса, оттуда, где родились пророчества. И если кто-то может заметить фальшивку, то почему не он?

И тем не менее я продолжаю свое путешествие, направляясь туда, где, как утверждают предсказания, я встречусь с судьбой… и все иду и иду, спиной ощущая взгляд Рашека. Завистливый. Насмешливый. Ненавидящий.

И еще я тревожусь, как бы мое высокомерие не погубило всех нас».

Кельсер опустил книгу. Лодка шла рывками: скаа усердно тащили судно. Кельсер был рад, что Сэйзед успел сделать для него копию дневника Вседержителя до отплытия, иначе ему совершенно нечем было бы заняться во время путешествия.

Да, дневник оказался чрезвычайно интересным. Завораживающим и в то же время зловещим. Странно было читать слова, написанные самим Вседержителем. Кельсеру Вседержитель всегда представлялся не столько человеком, сколько… тварью. Злобной силой, которую необходимо уничтожить.

Однако автор дневника, похоже, был простым смертным. Он задавался вопросами, размышлял… казался человеком глубоким и сильным.

«Не следует так уж доверять этим записям, — подумал Кельсер, проводя ладонью по странице. — Люди редко судят о самих себе беспристрастно».

И все же история Вседержителя напомнила Кельсеру о легендах, слышанных им когда-то, — легендах, которые шепотом пересказывали скаа, обсуждали знатные лорды и запоминали хранители. Они гласили, что некогда, еще до Вознесения, Вседержитель был величайшим из людей. Любимым вождем, человеком, которому народы вверили свои надежды.

К несчастью, Кельсер знал, чем кончилась эта история. Последней империей. Вседержитель не спас человечество, он его поработил. Но когда Кельсер читал о начале тех событий, видел сомнения Вседержителя и его внутреннюю борьбу, все казалось ему еще более трагичным.