Пепел книжных страниц

– Ах, смерть, в особенности детей, этих цветов жизни, всегда такая трагедия! – произнес прочувственно старик, поворачиваясь к Нине и ехидно при этом улыбаясь. – Вы так не считаете, Нина Петровна?

Нина, едва не задохнувшись от возмущения, все же быстро взяла себя в руки. И, одарив Федора Павловича презрительным взглядом, произнесла:

– Не забывает она, матушка-смерть, и о людях пожилых. Не исключено ведь, что скоро и ваш последний час пробьет, не так ли?

Карамазов вздрогнул – разговоры о смерти ему, как и многим старикам, были неприятны, и это, в свою очередь, крайне понравилось Нине.

– Ну, если вы только меня турецким ятаганом зарубите в порыве страсти нежной… – просюсюкал он с необыкновенной наглостью, и Нина твердо произнесла:

– И как после вчерашнего у вас только духа хватило заявиться сюда?

Старик, продолжая ехидно усмехаться, заявил:

– О, духа нам, Карамазовым, не занимать, Нина Петровна! Признаюсь, вчера вышло не очень-то красивенько…

Не очень-то красивенько! От этих слов у Нины перехватило дыхание.

– Если вы явились, чтобы принести свои извинения, то сразу скажу, что приняты они ни в коем случае не будут. Если же вы пришли, чтобы… чтобы продолжить свои премерзкие сексуальные экзерсисы, то спущу вас с лестницы – в том виде, в котором вы в этот момент будете!

Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно тверже и спокойнее, и была уверена, что это ей удалось.

Ну, или, во всяком случае, почти.

Старик же, поправив манжеты, с достоинством произнес, в самом деле походя если уж не на столь почитаемых им римских патрициев, то на какого-нибудь графа или маркиза:

– Нина Петровна, я прибыл сюда, чтобы предложить вам гораздо большее!

Нина прервала его:

– Вы окончательно обезумели! Пришли, чтобы предложить мне еще большую плату за то… чтобы я имела возможность лицезреть ваше дряблое старческое тело обнаженным?

В глазах Федора Павловича вспыхнул адский огонь, и он произнес:

– Ну, если вам нравятся такие формулировки, Нина Петровна, то согласен и на оные. Да, я прибыл сюда, чтобы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться! Предложение руки и сердца! Ну и, не желая быть пошлым, отмечу, что и прочих частей моего, как вы верно отметили, дряблого старческого тела! Выходите за меня замуж, Нина Петровна, станьте госпожой Карамазовой – я ведь человек далеко не бедный…

Онемев от таких слов, Нина уставилась на старика, который, похоже, в самом деле заявился сюда, чтобы склонить ее к тому, чтобы вступить с ним в брак.

Дверь гостиной распахнулась, и растрепанная горничная доложила:

– Господин Карамазов, Иван Федорович!

Иван, еще бледнее, чем обычно, с глубокими тенями под глазами, быстрым шагом вошел в гостиную. Завидев отца, он воскликнул:

– Отец, вы?

Карамазов‑старший, усмехнувшись, ответил:

– Ну, или мой доппельгангер, сын мой!

Резко повернувшись к отцу спиной, Иван произнес, подчеркнуто обращаясь только к Нине:

– Нина Петровна, прошу выслушать меня. Буду счастлив, если вы станете моей женой!

Нина закрыла глаза, но тотчас открыла их, потому что услышала свирепый рев:

– Ни за что! Ни за что Нина Петровна не станет твоей женой, Ванюша!

В гостиную влетел Митя Карамазов, а вслед за ним вошла растрепанная горничная, важно доложившая:

– Господин Карамазов, Дмитрий Федорович!

Митя, упав на колено – хорошо, что на одно, а не на два, – патетически произнес:

– Нина Петровна, молю вас о пощаде! Затушите пожар в моем сердце! Идите со мной под венец!

Иван, посмотрев на брата с такой ненавистью, что если бы умел взглядом убивать, то Митя тотчас упал бы оземь мертвым, сжимал и разжимал кулаки, и Нина вдруг подумала, что если братская дуэль будет иметь место, то прямо здесь и сейчас, в гостиной четы Безымянных.

Однако эскалацию прервало появление все той же растрепанной горничной, которая с широкой улыбкой объявила:

– И снова господин Карамазов, Алексей Федорович!

Алеша, облаченный в элегантный светский костюм, вошел в гостиную и, заметив отца и двух старших братьев, оробел, замерев на пороге.

Федор Павлович со смешком спросил:

– Мой милый монашек, ты направил сюда стопы, чтобы теперь, после возвращения к грешной жизни, просить Нину Петровну стать твоей женой?

Судя по предательскому румянцу, залившему лицо Алеши, так и было.

Четыре пары глаз представителей семейства Карамазовых уставились на Нину. Та же, вздохнув, произнесла:

– Господа Карамазовы, польщена… Ну, во всяком случае, в трех случаях из четырех…

Она бросила мимолетный взгляд на Федора Павловича, который продолжал ехидно улыбаться.

– Но вынуждена всем отказать!

Митя завопил:

– Кто он, наш соперник, которого я изрублю в куски? Кто этот дерзновенный мерзавец…

– Не паясничайте, братец Митюша, – оборвал его брезгливо Иван, а Алеша, еще более заливаясь краской, стоял, потупив взор.

Нина, обведя всех собравшихся Карамазовых взором, снова вздохнула. Да, такой сцены не мог бы выдумать и сам Федор Михайлович Достоевский.