Пепел книжных страниц

– Он – мой законный муж, и я – Нина Петровна Дорн. Мы любим друг друга, и я умру от тоски, если кто-то посмеет поднять руку на моего мужа. Вы же не хотите, господа Карамазовы, чтобы я зачахла?

Господа Карамазовы, потрясенные ее признанием, явно не хотели.

– Но что нам делать? – пробормотал Алеша, и Нина ласково посмотрела на младшего брата:

– Вы, Алексей Федорович, теперь, после возвращения к мирской жизни, должны позаботиться о Lise. Вы ведь мне обещаете?

Алеша покорно кивнул.

– Вы, Иван Федорович, продолжите заниматься своими философствованиями, не забывая, однако, не принимать кажущееся за действительное…

Иван в знак согласия качнул головой.

– Вы же, Дмитрий Федорович, немедленно сделаете предложение Катерине Ивановне, ибо ее положение двусмысленно и унизительно, и отведете ее до конца сентября под венец. Это, надеюсь, ясно?

Настал черед и Мите вздохнуть в знак согласия.

Нина перевела дух, решив, что неплохо разрулила карамазовскую каверзу, и подвела итог:

– Об Аграфене Александровне же вы все и сейчас, и в будущем думать забудьте. Если вашему батюшке она так по душе, вернее, по карману, то пусть с ней знается. Она же не птица вашего полета, господа Карамазовы. Мы друг друга поняли?

На этот раз кивнули все трое, и Нина почувствовала себя воспитательницей в детском саду. Видимо, сказывались семинары по педагогике и учительская практика в школе, которую она проходила на пятом курсе.

– Ну что же, господа Карамазовы, не смею вас более задерживать! Тема предложения ваших руки и сердца в мой адрес закрыта окончательно и бесповоротно. Желаю вам покойного вечера!

И, мило улыбнувшись, вышла из гостиной, оставив трех братьев, словно три тополя на Плющихе, одиноко и как-то потерянно стоять посреди чужой гостиной.

Нина поднялась к себе в каморку, рассчитывая, что хотя бы один из Карамазовых попытается навестить ее и здесь.

Но этого не произошло.

Что могло означать: урок они усвоили. Только, спрашивается, надолго ли?

Вечер был душный, тревожный, предгрозовой. Ворочаясь еще при свете вечернего солнца с боку на бок, Нина все размышляла о произошедшем.

А вот если бы она могла выбирать, то кому отдала бы предпочтение? Мите-фланеру? Ивану-фанаберисту? Или Алеше-философу?

Вопрос был не такой простой, каким казался на первый взгляд. Что точно знала Нина, что никогда бы, ни при каких условиях, не приняла бы предложения старшего Карамазова, мерзкого похотливого сатира Федора Павловича.

И, в конце концов, вопрос праздный: у нее ведь имелся законный муж, доктор Дорн.

Нина улыбнулась. И почему она назвала именно его?

Проворочавшись до темноты и поняв, что так и не заснет, Нина оделась и вышла из каморки. Она тихо спустилась по лестнице, подошла к входной двери – и столкнулась с Пульхерией, которая в ночной рубашке, с лампой в руке, внезапно вышла откуда-то сбоку.

– Ах, Нина Петровна, милая моя, куда же вы, на ночь-то глядя?

Понятное дело, что незамужним девицам в XIX веке выходить ночью на прогулку строжайше возбранялось.

Но ведь у нее имелся супруг, доктор Дорн!

– К доктору надо, что-то палец на ноге разболелся! – быстро ответила девушка, начав театрально прихрамывать.

Пульхерия, разохавшись, заявила, что тотчас пошлет за Герценштубе, на что Нина ответила, что доверяет больше доктору Дорну.

– Говорят, его в городе нет, отъехал куда-то… – вставила Пульхерия, которая всегда была в курсе всех сплетен и событий, а Нина, уже отомкнув многочисленные замки, заявила:

– По моим сведениям, должен был сегодня вернуться.

И отказавшись от настырно предлагаемой помощи, но захватив запасной ключ от черного входа, любезно предложенный хозяйкой, выскользнула во тьму.

Ей требовалось развеяться, собраться с мыслями, прийти в себя. Нина брела куда глаза глядят, выйдя к речушке, остановилась на кривом мосточке, взирая на щербатую, пугающе-красноватую луну.

– Тебя ведь в Гамбурге делают, из преплохого сыру, не так ли? – спросила она, обращаясь к луне и понимая, что со стороны это могло показаться нелепо.

Но она была совершенно одна: ночь, луна и три тысячи комаров, которые не давали ей возможности долго стоять и заставляли находиться все время в движении.

Нина обошла город с одной стороны, прошла его насквозь до центральной церкви, постояла там, придя к выводу, что, если уж на то пошло, готова остаток жизни провести в XIX веке – не обязательно же в Скотопригоньевске, можно уехать в Петербург или Москву. Или даже за границу.

И, к примеру, выйти замуж за доктора Дорна…

Внезапно почувствовав словно ниоткуда накатившую усталость, Нина добрела до дома четы Безымянных, отомкнула черный вход в тот момент, когда упали первые капли ночного ливня, прошлась по темному, явно видевшему не первый сон дому, поднялась к себе в каморку, наскоро обмыла покусанное комарами лицо, стянула платье, рухнула в постель – и, не обращая внимания на грохот грома и блеск молний за окном, мгновенно заснула.