– Я верю тебе всем сердцем, Пьер. Однако ты можешь оказаться деликатным в тех вопросах, где деликатность совсем не требуется, а в какой-нибудь раздражительный час в порыве гнева пренебречь всей своей заботой тогда, когда она нужнее всего. Нет, нет, брат мой; выбели эти локоны до снежной белизны, ты, солнце! Выбели их, если у меня осталась хоть одна мысль о том, чтоб упрекнуть тебя, Пьер, иль предать тебя недоверием. Но серьезность может подчас казаться подозрительной, будучи при этом ничем. Пьер, Пьер, весь твой вид красноречиво говорит о каком-то уже выполненном решении, рожденном горькой минутою. С тех пор как я в последний раз видела тебя, Пьер, некое деяние было бесповоротно совершено тобою. Мой дух тверд, и я готова узнать правду; так скажи мне, что произошло?
– Ты, я и Дэлли Ульвер завтра утром покидаем эти края и отправляемся в отдаленный город. Это всё.
– И ничего больше?
– Разве этого недостаточно?
– Есть какая-то недосказанность, Пьер.
– Ты все еще не ответила на вопрос, который я только что тебе задал. Подумай, Изабелл. Мы с тобой будем обманывать окружающих – и эта тайна будет принадлежать лишь нам двоим, – обманывать ради их и нашей общей пользы. Ты станешь?
– Я сделаю ради тебя что угодно, если только это не будет значить поживиться последними остатками твоих богатств, Пьер. Что именно ты хочешь, чтобы мы делали вместе? Я жду… я жду!
– Давай зайдем в комнату с двустворчатым окном, сестра моя, – сказал Пьер, поднимаясь.
– Нет, говори здесь; если это не может быть сказано здесь, тогда я не смогу этого выполнить никак, брат мой, ибо это может принести тебе вред.
– Девчонка! – зарычал Пьер. – Если я ради тебя пожертвовал… – Но тут он осекся.
– Пожертвовал? Из-за меня? Теперь самые черные тучи сгустились надо мной. Пьер! Пьер!
– Я был глуп и просто хотел напугать тебя, сестра моя. Это было весьма глупо. Возвращайся же к своим невинным занятиям здесь, а я приду опять через несколько часов. Позволь мне удалиться.
Он отвернулся от нее, и тогда Изабелл прыгнула к нему, схватила его, обвила руками и прижалась к нему в таком резком порыве, что ее волосы заструились вокруг него и наполовину его скрыли.
– Пьер, если душа моя и впрямь отбросила на тебя такую же черную тень, как мои волосы, что ныне окутывают тебя, если ты погиб ради меня, тогда навеки Изабелл погибла для Изабелл, и Изабелл не переживет эту ночь. Если я в самом деле проклята, я не стану играть данную мне роль, но обману небо и умру. Смотри, я позволяю тебе уйти, чтобы некий яд, от коего я не знаю лекарства, не отравил тебя.
Она медленно поникла головой и, дрожа, отодвинулась от него.
– Глупышка, глупышка! Смотри, стоило тебе только разомкнуть свои объятия и выпустить меня, как ты начинаешь дрожать и падаешь – неопровержимое доказательство серьезной остановки сердца, – я здесь ради тебя, моя прекрасная, прекрасная Изабелл! Не болтай же попусту о расставании.
– Что ты потерял из-за меня? Ну, скажи!
– Выгодная потеря, сестра моя!
– Это одна риторика! Что ты потерял?
– Ничего такого, что в и самых сокровенных глубинах своего сердца мог бы нынче вспомнить. Я приобрел духовную любовь и славу ценой, кою, большая она или малая, я не хочу, чтобы мне вернули, поскольку тогда я должен буду вернуть и то, что получил.
– Так, значит, любовь теперь лед, а слава мертвенно-бела? Твои щеки бледны, как снег, Пьер.
– Так и должно быть, ибо я верю Господу, что я чист, и оставим мир гадать, как это могло произойти.
– Что ты потерял?
– Ни тебя, ни гордость и славу всегда любить тебя да быть всегда твоим братом, моя любимая сестра. Ну, что же ты отворачиваешься от меня?
– Красивыми словами он обольщает меня и убеждает, обходя молчанием все недосказанности. Уходи, уходи, Пьер, возвращайся ко мне, когда захочешь. Я готова к худшему и к неожиданному. Снова я говорю тебе, я сделаю все, что угодно, да, все, что только Пьер мне прикажет, ибо, несмотря на то что злая буря собирается над нами, все же в глубине души ты ведь будешь осторожен, очень осторожен со мной, Пьер?