Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Мне тяжко писать все это: но неизмеримо тяжелей сознание, что Вы не ведаете правды, и у Вас могло засесть в душе — пусть мельчайшей занозой — ощущение, что Шмелев мог быть в чем-нибудь грешен в отношении людей, которые его так обласкали в Риге. Я же скажу, да, обласкали, но и «уложили в-лоск!» А теперь клевещут и поносят, — думается. И — выясняется. Я знаю недостатки З<еммерин>г, и ее истерическое благочестие, и тысячу недостатков. И все учитываю, вношу поправки. И не допускаю, что в ее последн<ем> п<ись>ме — все ложь. Выслушайте. Когда меня звал К<лимов> в Ригу, я поставил условием: могу приехать, если мне и О<льге> А<лександровне> — ныне покойной — оплатят проезд алэ-ретур [303] Пари-Рига по 2 кл<ассу>. Принято и тотчас «ассигновано» какими-то союзами студ<енто>в — 600 лт. Сделано. И никаких обязательств я не принимал: ни книг дарить, ни-чего! Только выступать — думал — ну, 2–3 раза, и публ<ичное> чтение — для себя. К<лимов> выдал мне, встретив, 150 л<а>т. — «на мелкие расходы». За билет я заплатил в Ригу около 800 фр. из своих. Жил в пансионе, где меня одолевали, «показывали». За пансион я платил, предоставив К<лимову> все удержать, из ассигнов<анных> и заработанных. Мне стыдно было сверять счеты, и я этого себе не позволил. Ни разу. Я выступал в «объедин<ении> рус<ских> орган<изаций>» — и за это К<лимо>ву поступило, по его слов<ам,> верю! —200 л<а>т. Он как-то еще мне выдал — лат 100. Ездил я в Эстонию и там, и по Латвии — бесплатно, по каз<енным> бил<етам>. Все расходы на Кл<имова> просил К<лимова> записывать и вычитать. Все — чтобы не ввести его ни на грош в расход. Вечер дал — не помню точно, — 1000 лат, или около того — чистого. Еще — 100 лат от изд<ательст>ва за «Чел<овека> из рест<орана>» — латыш<ское> изд<ание>. Итого — 1900 лт. (? — и не знаю точно). Жил я с 14 авг<уста> по 2 окт<ября> вкл<ючительно>. Когда мне К<лимов> — в день-утро моего отъезда принес какие-то расчеты «подписать», подсчитаться, я — не смотря, веря, — все подписал, не поинтер<есовавшись> даже, сколько и как<их> расходов. Мне было стыдно. Климов как-то обменивал что-то в валютах, для меня, выдал мне 5 англ. ф<унтов>, обмен<ял> у Зиле на эст<онские> кр<оны>, что ли, и в завершение выдал мне бумажку — что моих денег у него осталось 832 лт. и 85 эст<онских> кр<он>. Обещал высылать частями прибл<изительно> кажд<ый> месяц, через «Сегодня», — я просил редакцию. Ах, надо было мне взять эти деньги и отдать газете. И не было бы дрязг и лжи. Но К<лимов> мне даже и не предложил взять на руки эти деньги, не показывал их, все сделалось за четв<ерть> часа до моего отъезда. Правда, он тогда болел желудком. Мне был купл<ен> билет 2 кл<асса> Рига–Пар<иж> — но это было сдел<ано> до выдачи оконч<ательной> итоговой записки. К<лимов> не раз говорил: м<ожет> б<ыть> дадите нам, для Комитета Культуры (Академ<ического> Союза!), что ли, где он был кем-то, какую-ниб<удь> книгу, и Вы получите доход. Я сказал, тронутый приемом молодежи, что никакого дохода мне не надо, а я хочу хоть этим возместить ассигнование: я дам на издание одну кн<игу>. Надо сказать, что этой молодежи я себя

отдал, столько сил отдал, что страшно вспомнить. Сколько меня таскали по собраниям (больше 10 выступлений, из них 8 — бесплатно!), как меня опустошали. И все это я проделывал в полусне, под камнем тяжкого горя. Я был — полутруп. Господь видит, моя светлая Оля видит — все. Верн<увшись> в Пар<иж>, я тут же стал готовить книгу «Черт<ов> балаг<ан>», чтобы выполнить обещ<ание>. Я 3 недели сидел над правкой Кам<енного> Века и проч. и в ноябре выслал К<лимо>ву. Больше мес<яца> я не получал ответа! Я поздравил его с Р<ождеством> Хр<истовым> — и не получил ответа. Что это?!… Наконец, кратко, между строк, — при «ласков<ом> п<ись>ме», что книга передана куда-то. Не помню. Книга оказалась у какой-то девицы Беркгольц, оч<ень> шустрой и самоувер<енной>. Три раза, ноябрь, дек<абрь>, янв<арь> я получ<ил> от «Сегодня» по 100 лт. Писем от К<лимова> — каж<ется>, не было ни одного за месяцы по апрель. В апр<еле> — еще 100 лт., без моего напом<инания>. И — все. Пушк<инские> торж<ест>ва, я кипел, выступал, писал о П<ушкине>. Ездил в Чехию. Соф<ья> Тер<ентьевна> писала. В июле я умирал, да... это знают д<окто>ра. Спасло чудо. Отходили. Брос<ил> кварт<иру,> перебр<ался> к Карт<ашеву>. Уех<ал> в Ментону, чтобы ехать в Ит<алию>. Не мог, вернулся, заболел головокруж<ениями> — месяц лежал. За это вр<емя> узнал, что книга почему-то уж у Перова. [304] И шустр<ая> Беркг<ольц> развязно написала, что пока не могут издать, соберутся, обсудят — до осени отложат, т. е. 38 г. Я ей не ответил, а через З<еммерин>г потребовал вернуть книгу. Как бы Вы поступили на моем месте? На мое п<ись>мо С<офье> Т<ерентьев>не, мне писавшей, получил ее строки, м<ежду> проч<им>: «да, Вы правы, я думаю, что помимо болезни, Г<еоргий> Е<вгеньевич> Вам не писал потому, что его мучило, что он не мож<ет> Вам выслать денег» — т. е. я понял, что он их не имеет уже. Это благодаря Вашему заступничеству, что милый Зиле мне перевел на имя Карт<ашева> 145 лт. Я их мог получить только в конце декабря. Итого — 545 лт. Остается 287 плюс 85 эст<онских> кр<он>, свыше 400 лт. Приняв 60 лт. «комиссионных» за переводы и мелочь — я просил купить К<лимова> конф<ет> детям в школе лат на 10, и за пересылку мне книг, на К<лимове> висит долг. Свыше 300 лт. Между тем, я узнаю — из п<ись>ма З<еммеринг>, что на днях, на Татьян<инском> собр<ании> К<омите>та молодежи, когда поднялся вопрос, почему я взял книгу, от имени К<лимо>ва некто Микулин заявил — есть очевидцы! — что К<лимов> все

уплатил Ш<меле>ву. А некто из студентов высказал, что потому Ш<мелев> взял книгу, что не получил от К<лимова> денег. Тьфу! Ложь, гадость. И из-за чего?! Виляя, очищая себя, К<лимов>, д<олжно> б<ыть>, заявил Зиле, что он выдал мне 5 англ. ф. в счет этих 832 и проч. — расписки. Ложь и ложь. И я написал Зиле: Клим<ов> мне накануне отъезда выдал 5 ф., а в утро отъезда, 3 окт<ября>, за четв<ерть> ч<аса> до отъезда вручил мне расписку на 832 лт. и проч. Видите, как облегчаются, отсчитываются! Да я бы все ему подарил, скажи он мне — нет, не осудите. Я ни разу ему не упомянул о долге, ни С<офье> Т<ерентьев>не, ни

разу! Он сам терзался и, терзаясь, дошел до лжи. И отсюда навет на мое «юродство», «безответственность». Узнав, что Перов выдал З<еммеринг> рукопись, и она уже у меня, шустрая Б<еркголь>ц мне написала, что ее удивляет и т. д., что это же «Ваш дар», «мы считали ее нашей собственностью».. — ? Ну, уж на это наглое заявление — я не отозвался. Соб-ственность ?! Вон куда пошло! Они уже «авт<орские> права мои имеют»! Я им дарил «издание», я хотел прибавить ко всему, что отдал им, еще, книгу, не требуя за это ни-чего... они больше года протаскали книгу, — она никакой радости, очев<идно>, не вызвала, — и вот — «их собственность»! Как разыграли-то! И «долг уплачен», и книгу я у них «украл»

— выходит так, ведь отобрал-то я их «собственность»! И я еще «юродивый» и «безответственный»! Я все на днях отписал Зиле, веря ему, и все объяснил и прос<ил> помочь мне избавиться от клевет и всего этого мусора грязного. А если К<лимов> не может — не надо мне, так и скажите. Кон-чено. «Съездил в Ригу»! До-ехали. Сегодня на п<ись>мо К<лимо>вой из Варш<авы> — написал — Господь со всем, пусть все будет забыто. Хочу покоя, мира. Пусть Г<еоргий> Е<вгеньевич> не мучается. Довольно. Да, еще... Зиле писал мне: некто вез мне в Пар<иж> эквивал<ент> 200 лат! Не нашел меня в П<ариже> и... уехал в Палестину. Чудесно. Мой адрес изв<естен> всем консьер<жам> — и на преж<ней> кв<артире>, и у Карт<ашева> — я был в Ментоне. Этот «некто» вместо того, чтобы увозить деньги в Пал<естину>, мог бы спокойно перевести мне по адр<есу>. Никто меня не спрашивал на кв<артире>, к<а>к мне сказали, и я начинаю думать, что м<ожет> б<ыть> этот «некто» тоже из области вымыслов и лжей. Во вс<яком> случ<ае> я тут ни при чем, и эт<от> «некто» должен же когда-нибудь обернуться в «кого-то»?! и дать отчет К<лимову>. К<лимов>, понятно, моей расписки в получении этих 200 лт. от «некто» не имеет. Зачем же публично от его имени г. Микулин обманывает, заявляя, что К<лимов> все уплатил?! В каком же свете меня-то представили: и лгун, и книгу «украл» у бедной молодежи!? Если бы не моя крайняя усталость, и не эта грязь, я потребовал бы суда чести. Но с кем тягаться? И потом... нельзя, ибо идет речь о деньгах... а об этом нельзя говорить там. А при «суде чести» вся Рига зазвонила бы... и было бы иным горько.