Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Олюшенька, дорогая моя девочка, это же невозможно так обезволиться, довести себя до… меланхолии! Да, это приступы нервного заболевания, это злая тень «черной тоски»! Овладей собой, овладей — во имя того чудесного, что было и есть в необычной нашей встрече! Заставь себя. Твое письмо (сегодня), от 16.III, приводит меня в крайнее отчаяние! И я… бессилен. Ты — умница, должна же знать, что все это _п_р_о_й_д_е_т: зачем же отнимать у себя силы, надежды, самую жизнь?! Мне знакомо все это. Знай: все будет благополучно. И с тобой, и со мной, и со всем _н_а_ш_и_м. Я _з_н_а_ю. Да. Я тебе все писал о твоих недугах в письмах 14–15 и 16.III марта. В письме 11-го

654 я послал фото-паспорт в профиль, чтобы хоть этим привлечь, вернуть тебя. Сегодня я для тебя пойду на все (на разрыв дружбы даже с приятелем), и добуду — только для тебя! — отданный (как дар), мой акварельный портрет. Во что бы то ни стало — я его добуду! Ни за какие деньги его не отдадут, уверен. Хоть сотню тысяч. Не знаю, как смогу переслать его тебе. Ведь ты не приедешь за ним сама? А г-ну Толену я не отважусь его поручить: ни за что
! Портрет — исключительно удачный! единственный. Он был _д_о_р_о_г_ Оле! И я… разбрасывая все, после ее кончины, не в силах жить больше… я его отдал, как многое, как почти все! — только бы не попало на базар. Я забыл, что все это так же дорого и Юле, и Ивику… за-был! Я был уже не в себе. Я — разметал все. Библиотеку… — прямо, расшвыривал. Рвал рукописи… начала работ… _п_л_а_н_ы… — только вот записных книжек не было у меня никогда… ни дневников, — не хватало терпения заносить: все «в уме». И так: сегодня же еду за портретом, лишь бы ты отогрелась! Портрет _б_у_д_е_т_ у тебя, Олюша моя, счастье мое! Как, когда… — не знаю. Бу-дет! Ольгуночка, не делай себя средоточием мира. Ты все, все только к себе сводишь, все миги дней — томишься собой, своим недугом. Ты себя в себе _р_а_з_л_а_г_а_е_ш_ь. Ты умираешь все миги дней. Отсюда — безвыходность, но эта безвыходность только призрак, тобою же создаваемый. Я _з_н_а_ю_ это состояние. Надо найти силу бороться с этим. Помни: миллионы людей (как и всегда) — ныне особенно — находятся на истинном _и_с_х_о_д_е, в истинной безысходности. Умница, светлая головка, чистое и глубокое сердце… — вдумайся. И тогда _т_в_о_е_ покажется тебе иным. Каждый миг теряют невозвратимое. Приговорены [1 сл. нрзб.] болезнями, ждут срока. Сейчас косит чахотка, уносит в 3–5 дней, вдруг, прыжком, так называемый бешено галлопирующий туберкулез. Вот где ужас! Доктора бессильны и смятены (истинные!). Серов хватается за голову: чтО каждый день приходится видеть..! И голод, и холод, и боли, и бездонность горя. Вдумайся, моя светлая девочка. Пожалей себя, меня… твоего одинокого Ванюшу… Ты свет-просвет для меня, и ты — отнимаешь у меня свет этот. Ты изводишься, _п_о_м_о_г_а_я_ недугу, излечимому. На 9/10 у тебя — забитость душевная: ее, ее надо выправлять. Не избегай врачебной помощи. Разве у тебя — в основании — наследственность?! Ты себя доводишь до отчаяния. Это все — _и_з_ тебя. Надо с этим бороться. От о. Дионисия никакого излечения не получишь. Это опять — idée fixe. Так тебе _к_а_ж_е_т_с_я. Если бы я был близко!.. Надо лечить нервы. Как — дело врача. М. б. нужно впрыскивание, дающее —
пусть _п_о_к_а_ — состояние bien-être. Мне делали впрыскивание «Histrop»’a. Туда входят: Atropine, Scopolamine, Histidine, l’ion brome. Scopolamine — дает вот это bien-être, «забвение болезни», он смывает тоску. Histidine усиливает заживление клеток… — м. б. и это тебе полезно (заживляет ранки!) atropine успокаивает особенно nerf pneumogastrique[319]
. L’ion brome вместе с ними (alcaloïde’ами), подкрепляет их действие. Скажи врачу (врачам) — должно же быть в Голландии подобное средство! — только, м. б., под другим названием. Необходимо помнить, что средство это сильное, и нужно лучше (к тебе!) применять очень малые дозы, 1/4 средней дозы!! Я помню: тебя лечили (от бессонницы) гипнотическим внушением. Ясно, у тебя _ч_т_о-то незаурядное, как и все в тебе. L’ion brome calme à la fois le sympathique et le para-sympathique (pneumogastrique)[320]. Умоляю: больше отвлекайся от _с_в_о_е_г_о_ состояния, — не бойся смерти, — она далёко от тебя! Ну, дай мне твой лобик, твои глаза, твое милое личико-душку… — вот, крещу тебя, родная Олю-ша: Господь с тобой. И целую в глазки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза