Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Олёличка… так влечет к тебе… ну, все минуты дня — и ночи! — к тебе, к тебе… писать… побыть с тобою сердцем… только тобою жить могу теперь. Сегодня видел тебя… отсвет остался в памяти… ты зажигала елочку, и я слышу, твой голос… — «свечки то-лько пасхальные… только красные…» — и я увидел елочку, в огнях, пасхальных, красных, — радость! Твой — целую — Ваня. Все играет сердце… тобой. Что такое, — не знаю. Прости мои потёмки! О-ля!!!

[На полях: ] (Очень извиняюсь перед гг. цензорами, что превысил 4 стр., — но… не мог не превысить, — простите!)

В следующем письме пошлю автографы на твои книги. Заканчиваю «Куликово поле».

Твои цветы _ж_и_в_у_т! все! Сирень — 25-й день! Гиацинты — 18. Цикламен — с 13.XII. Отопление есть, +14°.

Завтра будет готово стило твое! пустяк — надо лишь сжать «зияние».

93

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

26. I.42

Дорогой мой, милый друг!

Пишу очень наспех, чтобы Сережа смог взять с собой эту карту[126], т. к. мы от всего отрезаны из-за снежных заносов. Были холода (до —21 °C), а вот 3 дня идет (валит) снег. Не ходят ни автобусы (они же и почту возили), ни что другое. Люди идут 12 км пешком до города. С. рискует на автомобиле. У них тоже не работали эти дни. Так что не удивляйся, что не будет долго писем м. б. От тебя давно ничего нет. Состояние мое (душевное) очень скверно. Ничего не могу! — Писала тебе, открыткой, но… ее вернули. Я по недосмотру не доклеила марки. В субботу вечером ее вернули, а теперь уж не посылаю. Могла бы тебя расстроить. А писать пока я все равно не смогла бы, т. е. отсылать письма. Бог весть когда все прочистят!? Метель сущая. Как ты себя чувствуешь? Скоро будет наш батюшка у тебя. Я просила его сообщить о своем отъезде. М. б. ты что-нибудь ему для меня скажешь. Все-таки скорее, чем письма. И я буду знать через 1–2 дня как ты живешь. Кончаю, т. к. очень тороплюсь. Ты мне ничего не ответил на письма от 1.I.42. И все у меня так неприятно-мутно, сложно. Так мало радости… А ты?.. Ты — в мечтах доволен «призрачной (* А я не могу, не могу, не могу! Я люблю ясность далей, четкость, „быль“. Всегда любила „быль“. Но сейчас мне все — все равно. Нудно.) Олей»! Да? Будь здоров. Оля

Я тоскую.

94

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

28. I.42

Милый Ваня!

Тороплюсь ужасно, т. к. пользуюсь случаем — едет лошадь в санках в город за Сережей, который, рискнув на автомобиле, застрял в пути, шел 8 км пешком при —1 °C, вытянул сухожилие ноги, отморозил оба уха и остался в Амстердаме. Только вчера управился с делами (удачно!) и сегодня кое-как приехал в Утрехт. Весь день искали за ним подводу. Сейчас чудный день — солнце, тает. Наш март! Дивно!

Я еду тоже — прокачусь. Свои 3 лошади у нас (в другом имении) застряли из-за холодов, а теперь ни у кого не найти, — все в разгоне!

Почту возят на салазках, — вернее совсем не возят. От тебя потому ничего! Потому ли только?!? Я очень измучилась за все эти дни, недели!

Мне так больно, что я не смогла так все твое принять, как бы приняла это, если бы ты меня так… не исколол всю… (** Теперь все приняла душой. Ландыши цветут еще!) Я конечно твою мысль в «Путях Небесных» поняла. Не такая я непонятливая. Я очень догадлива бываю, Ваня!

Ваньчик, пуловер тот, я сама вязала.

Ужасно рада была достать шерсти, хорошей, старой. Цвет только был дикий, надо было покрасить. Не знаю уж, хорошо ли будет.

Я так много думаю о тебе.

Я никогда не пребываю в праздности, как это ты думаешь. Напротив — у меня так мало времени! Только занято-то оно все таким… скучным делом! Ваня, я в ужасе — я не могу писать! Я бездарна! Я не знаю как писать! Я так хотела! Ничего не могу!

Я не знала, что мы сегодня добудем подводу, потому не написала заранее, и вот теперь так тороплюсь… У меня масса тревожных мыслей. Все бы тебя спросила! Многого я в тебе не понимаю… Мучает меня это!

Я здорова. Спала при —4 °C. Вода в стакане и крем (!) мой замерзли! Теперь уж тепло! Топили массу, но ничего не помогало.

А у тебя-то как? Мой кактус, огромный, больше меня ростом (я его вырастила из одного «листочка»), — замерз. Я чуть не плакала.

А твоя бегония растет!! Она — не клубневая! Я же ее дала исследовать тогда!

Я рада, что растет!

С солнцем и мне будто радостней. Спала очень плохо. Сны — ужасные. Я умереть должна была, а Батюшка у меня в глазах «видел березки». Сердце билось. Встала усталая. И почты нет!

Целую. Скоро еще напишу.

Оля

Ужасно обрезала палец, — прости, что измазала [лист].

95

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

30. I.42 3 дня