Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Снова мучительные твои письма, Оля… — и меня прожигает болью, и я кляну себя, зачем я попустил _в_с_е_ _э_т_о?! Пора, кажется, поумнеть, — не мальчик Тоня. Пробую разобраться, как же это так вышло..? Я не смею перекладывать на тебя причину, ты и без того вся истекаешь болью. Пойми: ты для меня — святыня. Это не «молебствия», как ты определила: это истинно так. Понимаешь ты, что такое «ревновать о Господе»?201 Так вот, это мое пыланье, моя горячка — то же. Всякая неосторожность с тобой, всякая недоговоренность о том, что тебя касается, всякое посягательство, — пусть только тень его! — всякая с тобой «свободность»… — все для меня мучительно, болезненно, тревожно… сжимает сердце, душит, колет, жжет, — и я себя теряю, я… _р_е_в_н_у_ю_ _о_ _т_е_б_е! Не — _т_е_б_я, а — о _т_е_б_е! Ты смешиваешь мою страстность, к тебе и — к _т_е_м. Чем тебя заверить, что я в тайниках сердца храню тебя, нетленную, чистую, светлую, единственную на всей земле? Это не «словцо» мое, Оля — это — _т_а_к, и ты еще сама себя не понимаешь, кто ты! Да, единственную, — другой, как ты, — _н_е_т, и не будет, должно быть… Это же не слепота безумца, влюбленного, одержимого маньяка. Это чудесный, дивный вывод изо _в_с_е_г_о. Ни в жизни, ни в искусствах я не встречал _т_а_к_о_г_о_ _о_б_р_а_з_а, такого _д_и_в_а. Презенты-комплименты тебе дарю? Я скуп на это. При всей моей «горячке» я трезв в оценках, я не смею играть _т_а_к_и_м. Ведь тут в игре — душа живая… а душа — священное для меня, Оля. Я, кажется, имею материал огромный, чтобы понимать, _к_т_о_ _э_т_а_ _О_-_л_я! И… _т_а_к_о_й_ _н_е_ _в_е_р_и_т_ь?! Я своей странностью мысленно ограждал тебя, бессильный… я убеждал себя, насколько ты огромна, недостижима, непостижима — в сравнении с пигмеями, которые сновали около тебя, тебя искали, ждали, и… желали. Ни на мгновение я не усомнился в твоей силе, вере, чистоте. Оля, я _в_с_е_ мучительно переживал, с тобой… и во мне кипело — накипало _п_р_о_т_и_в_ _т_е_х. А ты, задетая: «из моих знакомых не может быть

порядочных?» Разве я
виноват в этом? Я, не вижу. Ну, кори. Это же так понятно. К_а_к_и_х_ я доказательств домогался?! Я просил, да, возмущенный _т_е_м_и, — закончить твой рассказ, — и только. Я хотел еще больнее мучиться тобою, _з_а_ тебя! Я раны бередил в себе, навинчивал воображением… — да, в ослеплении мукой, я и тебя винил… невольно, Оля… но _в_е_р_ы_ в тебя утратить… — этого не мог я. Это был бы смертный приговор мне самому. Искать всю жизнь, душевными глазами _в_и_д_е_т_ь, поверить, что _е_с_т_ь_ _О_н_а_ на свете… петь Ее, Лик Ее любить, боготворить… создать! — это же не выдумка моя, ты _з_н_а_е_ш_ь, ты была потрясена, _с_е_б_я_ узнав! — или неправда это? Я твое письмо отлично помню, после «Путей Небесных»… — ты бредила, ты была _с_о_б_о_й, — чудесной, опьянена… — неправда это? Так вот: _
с_о_з_д_а_т_ь… _в_о_о_б_р_а_з_и_т_ь
… — дать людям — вот, можете, _в_с_е, восхититься, полюбить, поверить… опьянеть… — и… — _в_с_т_р_е_т_и_т_ь, _ж_и_в_у_ю, _и_с_т_и_н_н_у_ю! не лик, а… сущность, _я_в_ь! Мог ли я, после таких нечеловеческих усилий… после такого, — такое «совпадение» воображения и _ж_и_з_н_и_ — ты _т_а_к_о_е_ знаешь? — я не знаю, другого, нет его! Так вот: после _в_с_е_г_о_ такого счастья! — после такой Победы, — разве не Победа это? ну, найди мне подобное во всех литературах, во всех жизнях! — после _в_с_е_г_о_ — утратить, так легкомысленно, так мелко, так погано! Да что ты, кем же ты меня считаешь? Способным плюнуть в то, чем мучился, чем _ж_и_л, чему _с_л_у_ж_и_л! — а я _с_л_у_ж_и_л, я имею право так говорить, это право трудом всей жизни завоевано! _Т_е_б_я_ утратить, _Т_е_б_я_ грязнить?! Тебя, в сердце хранимую так свято, так бережно… поставить в уровень с _т_а_к_и_м_и?!.. Ну, тогда скажи — ты — сумасшедший! Не поверю, можешь кричать, что сумасшедший, что я — подлец, что содержание моих, _т_е_х, писем может быть сравнено лишь с той «универсальной подлостью»… неведомого «Н.»… — все можешь, — это мимо меня летит, это _н_е_ _в_ _м_е_н_я! Больно мне может быть, как ты не поняла меня, как легко «сравнила»… — с кем!! — как хороши и благородны все, один писатель — фантазер… может быть сравнен лишь с… мо-жешь, я не обижусь на тебя, на твой запал, я мысленно тебя ласкаю, я тебя благословляю, моя Оля, мое _с_ч_а_с_т_ь_е, моя — найдена… я люблю тебя… иначе как же? я же тебя, _т_а_к_у_ю, вы-думал! мечтами высек из небытия… и ты — _я_в_и_л_а_с_ь. Как у Овидиева Пигмалиона _о_ж_и_л_а_ статуя! У меня — больше: мечтами предносилась и — явилась. Странная «угадка»? Нет, конечно, — ты _б_ы_л_а_ во мне, — необъяснимо это. Что же _т_е? _П_о_з_н_а_л_и_ _к_т_о_ _т_ы? Чуть только, _ч_т_о_-_т_о_… чуяли, — и только. Если бы знали, _к_т_о_ ты, — в осколки бы себя разбили, у твоих ног в прах бы обратились, но… не отошли бы! Убили бы друг друга, себя убили бы… — не отошли бы. Не женились бы на «фрейндин»[127], «хорошей для…» (зачем писала ты эти «голые» слова?! Меня вертело от них. Мне было не по себе.) или на «кукле»… Ты не возмущайся мною: это правда. _И_м_и_ возмущайся. Разве ты в чем повинна? Ты выдержала испытание с честью, гордо, ибо ты Свет, дочь Света, Ольга! Не закрывай _т_е_х, да я и не посягаю на «малых сих». Но будь же справедлива, хоть к себе. Припишешь ли достоинствам хоть доктора, что «так благородно относился, так бережно»? Припиши _с_е_б_е. У того срывалось, сорвалось. Был «злой, темный». Разжигал «ревность» — разжигал тебя! играл с «девчонкой»! «С другой бы поступил _и_н_а_ч_е». Ясно? Припиши _с_е_б_е. Другой — тот просто: «сам женился на другой». Насильно? Не мог вынести казнь за обучение? H e мог… имея «Нэш», загородную виллу нанимая, — этот «нэш»-то содержать — ведь стоит денег, и немалых. А разве нельзя было часть уплатить и выдать обязательство уплаты в сроки? _В_с_е_ _б_ы_л_о_ _м_о_ж_н_о. _В_с_е_ — в карьере! _Н_е_ _у_з_н_а_л_и, _к_т_о_ ты, — вот, в чем дело. Масса _и_х, вертелись, _ч_т_о-то прознавали… так непохожа на других… очарование… — и — _н_е_ узнали. Вот, в чем дело. А скажи-ка, можно осквернить… Икону? Можно. Замазать грязью, опоганить, разбить и сжечь? Да, можно. Но… разве на чудотворную молиться перестанут? Разве «Всечестная» перестанет быть чтимой и творящей чудо? Ты — та Икона. Могли и осквернить, запачкать, — _в_с_е_ могли. Есть предел силам человека, страданьям человека. Можно его загнать, заторкать, захватать. Святость есть святость, но человек — от персти. Без Благодати он бессилен. Папочка твой плакал. О чем он плакал, светлый?! Никто не скажет. Оля… я тебя боготворю, мало сказать — люблю. Веришь мне? Я _з_н_а_ю, _к_т_о_ _т_ы. Как же я могу тебя утратить, — _в_с_е_ во мне, чудесное, утратить?! Нет, не могу. Сказать мне больше нечего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза