Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

Я стыжусь порой выражений нежности своей, своих чувств к тебе, к тебе, меня так обвинившему. Я стыжусь, что быть может ты меня назойливой, навязчивой сочтешь. Не знаю — какой!? И не хочу вот так писать, как сейчас, боясь _в_ы_н_у_д_и_т_ь_ у тебя сострадание, желание «извиниться». Ведь само по себе у тебя ни разу даже и сомнение не мелькнуло: «а что, м. б. я ее неправильно обвинил?» Понимаешь?

И до жути больно, что все это чудесное: ты, «Пути Небесные», свечи, ландыши… все это я не могла принять!

Сколько счастья влилось бы в душу со всем этим, не будь этих… обвинений!

Я не написала тебе ничего о _т_е_б_е… Ты удивлен, быть может огорчен. И это больно мне.

Но что я могу о… внешнем? Если ты — Душа… меня так больно оттолкнул?! Понял?

Конечно все, что ты о своих «смущеньях» пишешь — сущий вздор. Ну, если не хочешь встретиться, — твое дело! Я не хочу неволить! Ты счастлив и «вдалеке»! Я больше никогда об этом ныть не буду.

Я много об этом писала и давно.

Ах, Ваня, я так горюю: я хотела послать тебе теплый пуловер. Был случай послать. Достала с трудом материал, связала сама, но цвет был такой дикий (другого не могла достать — сиреневый (!)), что я отдала спешно красить. И вот обманули меня. Не прислали. Я телефонировала каждый день. Молила. Обещала тройную плату… все бесцельно. Обещали… и обманули. Еще есть слабая надежда до завтра… Не думаю, однако!

Лучше бы некрашеный послать тебе. Но я стыдилась, — сказал бы: «что за вкус у Оли?»

Ах, Ваня, пишу тебе, а как часто теперь боюсь ошибок — _н_е_о_б_р_а_з_о_в_а_н_н_а_я_ — я!

Ужасно всюду чувствовать себя прибитой!

Я доктору не напишу. Поблагодари его от меня за милое и такое подробное письмо. Я не хочу своим новым письмом принуждать его, беднягу, к «подвигу». Конечно бы я не обиделась, если бы он и не написал мне. Я и не ждала. Я благодарна была ему уж и за его любезность.

Кончаю, Ваня. Опять снег!

Ах да, почему у меня нет образования — я училась в советской школе — институт я же не кончила.

В советской школе мы только то получали, что сами себе отвоевывали. Днем я служила, а вечером училась. Ночью уроки готовила. Я хорошо писала в институте, но в советской школе изломали нас на новом правописании. За границей, я из протеста против большевиков сама

постаралась «восстановить» старое правописание. Но м. б. многое забыла. Я тогда училась на медицинскую ассистентку, и так мало было возможностей. Но я хорошо образована по специальности. Т. е., я надеюсь! Я не хочу ничего «писать». Понимаешь, какая муть берет, когда читаешь необразованных? И я уж до твоего замечания это знала. Кажется тебе даже писала? Я не мню о себе больше, чем есть! Я не обижена. Но ты меня пригвоздил. Мне все больно. Не могу читать о Дари. Не пиши мне больше историю Даши! Я объясню почему, потом. Мы не должны были всего такого касаться. Я виновата.

Христос с тобой! Благословляю. Оля

[На полях: ] В Берлине я написала о «Лике скрытом».

Ничто меня не радует, т. к. ты — прежний мой… где ты? И потому уж ничто не радует. Я тронута «Куликовым полем». Спасибо! Еще не получила.

Не грусти — я все та же, что и прежде, к тебе!

97

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

I.II.42 12 ночи на 2-ое

2. II — 2 ч. дня

Оль-гулинька, так есть захотелось, — это о тебе-то думая! — что, за неимением — пока — тебя, один, один-на-один с ночью, заварил крепче чаю — очень хороший у меня! — душистого, и с таким вкусом выпиваю, с чудесным хлебом — комплэ[128]

, — как наш лучший черный, с маслом. Помни: прими антигрипаль! Я принял вовремя, и, благодарю Бога, не гриппую. И ешь селюкрин! Очень жду батюшку, упрошу его взять для тебя от меня лекарство, посылки с 5.I — не допускаются, никакие. Проси заехать ко мне, или я заеду. Угрею твоего батюшку, угощу, очарую, — вот увидишь. Добрые меня все очень любят, злые — боятся и ненавидят. Выпью еще чашку, все есть хочу. Бодр, очень хочу к «Путям». Но — бо-лыпе! — хочу к тебе, с тобой, у меня, со мной, всегда, на-всегда! до…вечно! Все бью посуду и как же ругаюсь-черкаюсь! В ужасе от «боя» Арина Родионовна! Летит из рук. Сегодня сам сардины жарил, праздник, не пошел в ресторан — уж приходили звать друзья, в 12 утра, а я… валялся еще. Зато в порядке, голова светла, душа полна тобой и «Путями» — вот — запишу! — завтра и вторник — закончу переписывание «Куликова поля» — для тебя, Ольгушоночек мой, — тебе посвящаю, привет от Вани — от дружки, от однолюбца. — Если бы ты была сейчас здесь, усадил бы тебя в кресло у электрорадиатора и принес бы тебе чаю и вместе пили бы… и ловил красные огни радиатора в твоих глазах! И — у ножек твоих сидел бы!

[На полях: ] В ужасе от твоих мышей и холода.

Дай же губки. Твой — ночной — Ванёк — Ваня

98

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

2. II.42, 11 дня

Только что письмо от 21.I