Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

Второй, не такой крайний, вывод можно сформулировать так: чтобы быть уважаемой и успешной, социология должна держаться только тех предметов, которые согласно первому положению являются внешними. Социология науки должна ограничиваться изучением моделей карьеры, институтов, этики, публичного понимания, систем вознаграждения, правовыми спорами и лишь с великой осторожностью (без чрезмерного напора) предлагать установить «связи» между «когнитивными» факторами и «социальными измерениями». Такова позиция социологии ученых (в противоположность социологии науки), представленной, к примеру, Робертом Мертоном и позже—Пьером Бурдье

[124]. Третий вывод сделан большинством наших коллег по социологии науки: в их глазах социологи предшествующего направления страдают чрезмерной робостью. Что же до тех, кто злорадно предрекал провал всех научных объяснений науки, то они впали в одну из форм чистого обскурантизма. Они никогда не были в состоянии объяснить, почему сама по себе наука не может быть предметом научного изучения[125]. С точки зрения исследователей, представляющих SSK и в целом STS, когнитивные и технические аспекты науки полностью поддаются изучению социологов. Это требует изобретательности, адаптации и осторожности, но обычные профессиональные средства тут вполне адекватны, хотя сложные проблемы рефлексивности и реализма могут у некоторых вызывать тошноту и головокружение[126]

. Таким стало — и с достаточными основаниями — общее мнение социологов науки.

Но мы из того же самого эксперимента извлекли совершенно другой, четвертый, вывод, или, вернее, «мы», от лица которых я говорю в этой книге, и есть те, кто пришел к следующим заключениям:[127]

а) всесторонняя социология науки вполне возможна — что противоречит философам науки, но согласуется с исследованиями науки в целом;

б) такая социология не может ограничиваться лишь внешним социальным контекстом науки — вопреки тем, кто стремится ограничить амбиции своей дисциплины изучением ученых и добровольно отказывается от технического и когнитивного содержания;

в) научная практика — слишком твердый орех, расколоть который не под силу обычной социальной теории, и следует создать новую, такую, которая могла бы пролить новый свет и на «более тонкие» темы,— вопреки мнению тех наших коллег по предметному полю исследований науки, которые предпочитают не замечать в собственной деятельности угрозы своей первоначальной дисциплине[128].

Я не утверждаю, что именно такой итог волнующего приключения — социологического исследования науки неизбежен и единственно необходим. Я просто утверждаю: чтобы называться ACT, надо превратить провал попытки дать убедительное социальное объяснение строгим фактам науки в доказательство. Главное не в том, что социология науки обречена на провал, а в трм, что необходимо переделать социальную теорию[129]

. Поскольку experimenta crucis (решающих экспериментов) нет ни в физике, ни в социологии, я не могу доказать, что это единственный путь, по которому нужно идти, но могу заявить, что если воспользоваться этим провалом — социальное объяснение науки невозможно — как трамплином, то перед социальной теорией открывается новый путь: социальное никогда ничего не объясняло; наоборот, оно само нуждается в объяснении. Этим понятием социального объяснения и нужно заняться. Наши коллеги предпочитают говорить: «Социальное объяснение науки потерпело провал, потому что оно противоречиво». Они могли бы сказать и так: «Оно хорошо работает, давайте дальше заниматься делом как обычно». Но ACT отвечает: «То, что оно потерпело столь сокрушительный провал, дает нам сейчас великий шанс, поскольку, может быть, это наконец приведет социальную теорию в чувство». Подобно тому как отцы церкви благословляли грех Адама как elix culpa (счастливую вину), в конечном счете способствовавшую искуплению Христом людских грехов, я могу сказать, что провал социального объяснения науки стал великим шансом для социальной теории.

Если наше решение сделать из этого эксперимента подобные выводы и невозможно обосновать, оно, тем не менее, далеко не легковесно,—как если бы мы приняли его развлечения, ради, просто «эпатируя буржуазию». Есть великолепная причина — по крайней мере, ретроспективно — того, что социальная теория должна была вдребезги разбиться о частный случай науки: социологи в первый раз реально проводили исследование, глядя снизу вверх.