Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

Проблема в том, что социологи слишком часто мечутся между гордыней — каждый из них мечтает стать Ньютоном социологии и Лениным социальных изменений — и отчаянием: они презирают себя за простое накопление отчетов, описаний и статистических данных, которых никто не прочтет. Но выбор между абсолютным могуществом и полной ненужностью не имеет смысла. В том, чтобы отчаиваться по поводу собственного текста, не больше смысла, чем в желании заведующего химической лаборатории соответствовать требованиям NIH[204]. Значимость, как и все остальное, является достижением. Интересен или неинтересен отчет, зависит от объема работы, вложенной в то, чтобы сделать его интересным, то есть найти ему место среди других вещей

[205]. Вот что могут помочь выяснить пять неопределенностей все вместе: из чего состоит социальное? Что действует, когда действуем мы? К группе какого типа мы принадлежим? Чего мы хотим? Какой мир мы готовы сделать своим общим миром? Эти вопросы задают не только ученые, но и те, кого они изучают. Ни мы, социологи, не знаем ответа, который бы скрывался за акторами, ни они—знаменитые «сами акторы». Факт в том, что ответов нет ни у кого,

поэтому эти ответы нужно формировать, стабилизировать и пересматривать сообща. Вот почему социальные науки так необходимы для пересборки социального. Без них нам не узнать, что у нас общего, не узнать, какие связи нас соединяют, без них у нас нет способа узнать, как нам жить в одном и том же общем мире.

Чтобы выработать эти ответы, приветствуется каждая новая инициатива, в том числе и скромная интерпретация социолога. Ее провал не более предопределен, чем успех. Определенно, попытаться стоит. Именно потому, что пять источников неопределенности вставлены один в другой, отчет, написанный скромным, даже не облаченным в белый халат, коллегой, может иметь значение. Этот отчет может включать предварительное формирование связей, которые этому коллеге удалось развернуть. Он предлагает искусственное место (текстовый отчет), возможно, способное решить для какой-то отдельной аудитории вопрос, к какому общему миру они принадлежат. Собранные вокруг «лаборатории» текста, авторы, как и читатели, могут сделать видимыми два механизма, объясняющих множественность ассоциаций, которые надо принимать в расчет, и стабилизацию — или унификацию—мира, в котором они хотят жить

[206]. С одной стороны, это всего лишь текст, состоящий из стопок бумаги, исписанных чернилами или выжженных лазерным лучом. С другой—это маленький ценный институт, репрезентирующий, или, точнее, ре-репрезентирующий, то есть представляющий заново,

социальное всем его участникам, чтобы исполнить его и придать ему форму. Это немного, но просящий большего часто довольствуется меньшим. Многие «сильные объяснения» могут на поверку оказаться менее убедительными, чем те, что были более слабыми.

На последней странице своей книги по социологии науки Пьер Бурдье так определяет возможность для социолога обрести знаменитый взгляд Ока Божия из ниоткуда, когда он очистится от всех точек зрения, достигнув предельной критической рефлексивности: