Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

П.: Похоже, ваш руководитель торгует картинами! Рамы действительно красивы, любо-дорого посмотреть: позолоченные, белые, резные, с лепными узорами, алюминиевые и т. д. Но вы когда-нибудь видели, чтобы художник начинал создание своего шедевра с выбора рамы? Это было бы немного странно, не правда ли?

С.: Вы же просто играете словами. Под «рамой» я имею в виду теорию, идею, общее положение, концепт,— что-то такое, что придает данным смысл. Что-то такое нужно всегда. П.: Вовсе нет! Скажите, если некое X—просто «частный случай» некоего Y, то, что важнее изучать: X—всего лишь частный случай, или У—общее правило?

С.: Наверное, Y... но и X тоже, просто чтобы посмотреть, на самом ли деле это частный случай... оба, я думаю.

П.: А я бы поставил на У, так как X не научит вас ничему новому. Если нечто — только «пример» какого-то состояния дел, то идите и изучайте само это состояние. Эмпирическое исследование, которому нужна рамка,— ну... это плохой выбор для начала.

С.: Но ведь вы всегда должны помещать вещи в какой-то контекст, не так ли?

П.: Я никогда не понимал, что такое контекст, нет. Рама позволяет картине хорошо выглядеть, помогает лучше направлять взгляд, повышает ее стоимость и расширяет возможности датировки, но к самой картине она ничего не прибавляет. Обрамление или контекст — это сумма факторов, ничего не меняющих в данных, это знают все. Будь я на вашем месте, я бы обошелся вообще без рамки. Просто описывайте наличное состояние дел.

С.: «Просто описывайте»... Простите, но ведь это очень наивно, не правда ли? Разве это не та самая разновидность эмпиризма, или реализма, от которой нас предостерегали? Я думал, что ваш аргумент окажется... ммм... более изощренным.

П.: Потому что описание кажется вам легким? Думаю, вы, должно быть, принимаете за описание цепочку клише. На сотню книг комментариев и полемики только одна содержит описание. Описывать, быть внимательным к конкретному состоянию дел, искать единственно адекватный подход к данной ситуации — я всегда считал подобную работу исключительно требовательной.

С.: Честно говоря, я в растерянности. Нас учили, что есть два типа социологии, интерпретативная и объективистская. Ведь вы не хотите сказать, что относите себя к объективистскому типу?

П.: Не сомневайтесь! Да, безусловно.

С.: Вы? Но нам говорили, что вы вроде бы релятивист! Цитировали ваши высказывания, где вы утверждаете, что даже естественные науки не объективны. Ну, разумеется, вы за интерпретативную социологию, за точки зрения, многообразие позиций и все такое.

П.: На самом деле я не симпатизирую интерпретативным со-циологиям. Нет. Напротив, я твердо уверен в том, что науки объективны — какими же еще они могут быть? Они ведь говорят об объектах, разве нет? Я просто говорю, что объекты могут выглядеть несколько более сложными, складчатыми, множественными, комплексными и замысловатыми, чем хотелось бы «объективистам», как вы их называете.

С.: Но как раз это и утверждает «интерпретативная» социология, разве не так?

П.: О нет, вовсе нет. Она бы сказала, что человеческие желания, человеческие смыслы, человеческие намерения и т. д. вносят «интерпретативную изменчивость» в мир неизменных объектов «чистых причинных связей», «строго материальных связей». Это совсем не то, что говорю я. Я бы сказал, что вот этот компьютер на моем столе, вот этот экран, эта клавиатура — объекты, состоящие из такого же множества уровней, что и вы здесь сидящий, со своим телом, своим языком, своими заботами. Сам объект и вносит множественность, точнее, вещь, «сборку». Когда вы говорите о герменевтике, к каким бы предосторожностям вы ни прибегали, вы всегда рискуете потерять второй башмак: кто-нибудь обязательно скажет: «Но, конечно, есть и „природные", „объективные" вещи, которые „не" интерпретируются».

С.: Именно это я и собирался сказать! Есть не только объективные реальности, но и субъективные! Вот почему нам нужны оба типа социальных теорий...

П.: Видите? Вот неизбежная ловушка: «Не только... но и... ». Либо вы распространяете этот аргумент на все без исключения, но тогда он становится бесполезным: «интерпретация» превращается в синоним «объективности»,—либо вы ограничиваетесь одним аспектом реальности, человеческим, и застреваете на месте, потому что объективность всегда остается по ту сторону забора. А тогда уже не имеет значения, считать ли «ту сторону» беднее или богаче: в любом случае она для нас вне досягаемости.

С.: Но вы не отрицаете, что и вы тоже занимаете определенную позицию, что ACT также находится в определенных условиях, что вы тоже привносите свой уровень интерпретации, перспективу?