Этот случай был Флеммингом (Allg. Zeitschr. f. Psychiatrie. S. 470 ff. 1855) подвергнут критике, содержание которой имеет удивительное сходство с взглядами некоторых из экспертов Евы Б. Он не считает четко выраженным ни одного из симптомов, которые считаются характерными для тоски по дому. Обвиняемая вообще не была больной в доме ее хозяев, ела вместе со всеми и хорошо спала. Из угнетенности, печали, плача ничего не было замечено. Отсюда мнение, что имеет место более высокая степень тоски по дому, из-за которой сильно скована свобода самоопределения, зиждется на очень сомнительной основе.
Случай Хеттиха
Хеттих, 1840. 7-м случай. Убийство из ностальгии[28]
.Мари Катарина М., 16-ти лет, была физически слабой, издавна страдала золотушными недугами, болезнью глаз, насморком, опуханием верхней губы и т. д. В 14 лет в течение полугода у нее почти ежедневно была рвота. Часто она заболевала носовыми кровотечениями с распуханием и закупоркой носа. Одновременно она чувствовала тогда жар в голове, давление в висках и во лбу и холод в ногах. У нее еще не было менструаций, и вообще она находилась в заторможенном состоянии развития.
В родительском доме она всегда была бодрой и веселой, часто расположенной к болтовне, но прилежной и послушной. Бросалась в глаза ее выраженная склонность к религии.
От управления прихода она получила свидетельство хороших способностей и хороших успехов. Она проявила внимательность и восприимчивость, судебный врач приходит после обследования к заключению, «что круг ее представлений и ее сообразительность ни в чем не выходит за обычный для старших деревенских школьниц, и что самоанализ, оценка и расчетливый ум развиты у нее только в малой степени».
За два года до преступления она уже однажды в течение полугода находилась в услужении в своем родном месте у хозяина О. Тот хвалил ее как ловкую, прилежную, услужливую. Для него она готова была прыгнуть в огонь.
После того, как она более года опять была дома, в марте 1836 г. она поступила на службу в находящемся только в нескольких часах от ее родного места главном административном городе к виноградарю Бр. Здесь ей была доверена забота об обоих детях одного и шести лет.
По свидетельству супругов Бр., она проявляла себя на службе всегда готовой к работе, без возражения, всегда хотела сделать больше, чем ей было приказано, была душевной к обоим детям и любима ими. Ее хозяйка не замечала в ней никаких плохих наклонностей и не могла на нее нарадоваться. В качестве доказательства ее детской сущности приводится, что она на этой службе пугалась приходящего в дом трубочиста и так же, как шестилетний ребенок, за которым она должна была смотреть, убегала от него.
Сразу в первые дни ее пребывания в городе ее охватила тоска по дому, и она увеличивалась день ото дня. В качестве моментов, способствующих возникновению тоски по родине, можно назвать изменения в ее психических и внешних обстоятельствах жизни в марте и апреле, а именно «ее переезд со свободного воздуха деревни в замкнутый город, из подвижной жизни родного дома среди многочисленных братьев и сестер и, чаще всего на поле среди людей, в комнату виноградаря Бр., в которой приходилось пребывать почти постоянно и очень часто одной с двумя маленькими детьми, и сидеть и прясть у колыбели младшего ребенка, где она только редко выходила из комнаты и не общалась с другими девочками, кроме ее землячки Ш.»
На второй день ее пребывания в городе она говорит служанке В., что страдает тоской по дому и говорит с ней первое время много и печально о своей родине. Служанке Каролине, которой бросился в глаза ее печальный вид, она признается в том же. На восьмой или девятый день она попадается своей хозяйке с красными от слез глазами, с потоком слез она рассказывает выдуманную историю. На 14-й день она разражается при приходе и уходе ее сестры громким сильным плачем. С того первого раза, когда она была одна, в мыслях носилась, где угодно, и часто думала, как ей сделать, чтобы вернуться домой. Многие служанки видели ее, когда она носила молоко от своей хозяйки в соответствующие дома, всегда мрачной, молчаливой и погруженной в себя. Врачу, который часто посещал этот дом, бросилась в глаза ее мрачная погруженность в себя, безучастность ко всему.