— Один ноль в вашу пользу. Знаю: Гёте «Западновосточный диван»… Простите, если я немного увлекся ролью панарабского фанатика. Кстати, «Диван»… Разрешите еще один экскурс в прошлое? Спасибо. Даже в лексике многих языков и в специальной терминологии можно проследить влияние арабов. В математике, например, слова «алгебра» и «цифра» — арабского происхождения; в астрономии слова: «азимут», «зенит», названия многих звезд — Вега, Денеб, Альтаир. Стоит вам у себя дома переступить порог аптеки — и вы увидите ряд названий, заимствованных из арабского языка: гипс, сода, лак, натрон, альдегид, бензин, наконец, арак[28]
и алкоголь! А какая домашняя хозяйка знает, откуда происходят слова: «абрикос», «сироп», «шпинат», «мускат», «артишок», «графин»? Я мог бы продолжить этот список, но и этого достаточно.Доктор Ибрагим откинулся на спинку стула и позвал официанта. По-немецки, чуть-чуть изменив произношение, он заказал:
— Кофе с сахаром!
Официант понял. Хитро улыбаясь, доктор наклонился и прошептал через стол:
— Оба эти слова заимствованы у арабов!
Потом он опять стал серьезен и посмотрел на отливающую золотом в последних лучах заходящего солнца пирамидальную крышу Карауина.
— Это только памятник. Но я надеюсь, что другие арабские университеты скоро вновь приобретут то значение, какое восемь веков тому назад имел Карауин. Может быть, ваши внуки будут добиваться чести учиться в арабских университетах.
Несмотря на шутливый тон, слова доктора заставили нас задуматься. Всегда ли мы оценивали правильно то, что видели в Марокко? Уловили ли взаимосвязь всего увиденного? Или и в нас есть еще остатки высокомерия европейцев, которые считают мерой всех вещей только собственные обычаи и мнения?
Мы едем из Феса в Танжер. Я просматриваю путеводитель, чтобы узнать о достопримечательностях здешних мест, и читаю:
— Святой город Мулай-Идрис был до последних лет «запретным городом», куда имели доступ только мусульмане. Сейчас христианам разрешено находиться в городе от восхода до захода солнца, но ни в коем случае не ночью. На время праздника аид-кебир — начало рамадана — в Мулай-Идрис совершают паломничество правоверные мусульмане, которые не могут посетить Мекку.
«Запретный город», «Мекка Марокко» — эти слова интригуют нас и заставляют отступить от намеченного маршрута.
Но будут ли в Мулай-Идрисе запреты менее строги, чем в Фесе? Сможем ли мы увидеть великолепную гробницу Мулай Идриса, первого мусульманского султана Марокко?
Преодолев сомнения, мы все же решили заехать в город и свернули с центральной магистрали. По узкой, извилистой дороге миновали древнюю оливковую рощу и стали подниматься в горы Зерхун, в центре которых, в нескольких километрах от развалин римского города Волюбилиса, живописно раскинулась на двух холмах «марокканская Мекка».
При въезде нас остановил полицейский: проверка паспортов. Кроме того, осмотр города разрешается только в сопровождении официального гида для иностранцев!
— Есть ли гид, говорящий по-немецки?
Как петрушка из шкатулки, вынырнул человечек с огромным жетоном на груди и поднял правый указательный палец:
— Я!
Мы задали несколько вопросов и убедились, что он знает не больше пяти немецких слов.
— Может быть, есть гид, говорящий по-английски?
Наш новый знакомый вновь поднял палец.
— I speak English.
— Please, tell us something about the history of Moulay Idris.
— E-e-e… the mosk… of Moulay Idris…[29]
Запас английских слов у него вряд ли больше немецких. Но что делать… Больше нет ни одного «официального гида». В надежде, что хотя бы его французский будет понятен, мы попросили человечка сесть в машину.
Нам разрешили въехать через внешние ворота города и оставить машину на небольшой площади. Но уже перед вторыми воротами дорогу преградил шлагбаум с предостерегающей надписью: «Проход неверным строжайше запрещен!»
Под шлагбаумом стоял, прислонившись к стене, сторож весьма воинственного вида: между колен зажат старый мушкет, на поясе — короткий меч. Он подозрительно оглядел нас. Было видно, что он не преминет пустить в ход оружие, если мы попытаемся пролезть под шлагбаумом. Мне даже показалось, что он был бы рад случаю применить, наконец, свое оружие. Но «официальный гид» поспешил увести нас от «врат в святыню» влево, в маленький переулочек. Двигаясь все время вдоль внутренней стены города, мы поднялись вверх по крутым улочкам и лестницам. Время от времени наш гид, французский язык которого оказался ничуть не лучше немецкого и английского, останавливал нас в местах, откуда открывался вид на окрестности.
— A very nice view… picture![30]
— патетически восклицал он. И на лице его появлялось такое выражение, будто он открывал нам рай.