Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

К обеду сделали привал на гряде холмов, чтобы самим сварить куриный суп с лапшой. После встречи с группой бурильщиков нам не встретилось ни одного человека, даже ни одной машины. Сейчас мы сидели на корточках в придорожной канаве и мыли посуду, стараясь расходовать побольше песку и поменьше воды. Перед нами мерцала бледно-желтая холмистая пустыня, на которой местами как бы пунктиром были обозначены кусты тамариска. Ртуть в термометре давно переползла последнюю черту «жары». Наша машина не отбрасывала уже никакой тени. Мы разрешили себе взять два литра воды из наших запасов, чтобы освежить головы. Всех троих мучила одна мысль: «Сейчас бы под душ, а затем часок поспать в помещении с кондиционированным воздухом!»

Вдруг из-за выступа скалы показалась группа бедуинов. Их имущество было навьючено на десять верблюдов и столько же ослов: покрывала, ковры, палатки, подушки, посуда, сосуды для воды, корзины с финиками, связки хвороста, мешки с едой, домашние животные… Из мешков, перекинутых через седло одного осла, пугливо выглядывали шесть ягнячьих головок. Мамаши семенили рядом.

На стройном верблюде восседала красивая молодая женщина в яркой одежде. Правой рукой она поддерживала ребенка не старше года, а левой давала грудь младенцу, завернутому в платок. Позади нее на седле висели куры, которые, по-видимому, уже смирились со своей судьбой и даже не кудахтали.

Мы подсчитали, что семья состояла из трех женщин и десятерых детей. Все они ехали на верблюдах. Сторожевая собака — и та была прикручена к ослу, и только глава семьи шагал рядом. То и дело он наклонялся и поднимал с недавно заасфальтированной дороги кусочки вара, которые затем сминал в комок: запасал материал, чтобы замазывать сосуды для воды.

Рядом с нашей машиной караван остановился. Глава его приблизился. На лице его, напоминавшем Насреддина, было написано: «Ну-ка посмотрим, как снаряжена конкурирующая группа!»

Он подал каждому руку и представился:

— Меня зовут Махмуд!

Бедуин со светскими манерами!

Потом он с хитрой усмешкой подверг строгому осмотру наше снаряжение. Его интересовали пенопластовые подстилки, спальные мешки, судки, термосы… Очень внимательно он осмотрел нашу двухконфорочную газовую — плитку. — Нам пришлось несколько раз зажечь ее, и сам он тоже попробовал ее зажигать, но, обнаружив толстые баллончики с газом, печально покачал головой:

— Не для меня! Где же достать в Сахаре газ?

Происходил своего рода обмен опытом между «кочевниками» разных эпох.

Больше всему Махмуду понравились резиновые — ведра. Он несколько раз складывал их, брал под мышку, вновь разворачивал… Наконец спросил:

— Сколько?

Мы рассмеялись:

— Не продается!

— Только одно! Прошу!

К сожалению, ведра были нам нужны еще на многие месяцы.

Махмуд позвал трех своих жен и показал им приглянувшиеся ему ведра, все время сожалея, что мы ни одного не хотим — продать. Женщины были без покрывал. Они держались с нами гордо, с чувством собственного достоинства, и не протестовали против того, что мы их фотографировали. Мы не заметили у Махмуда высокомерия, с которым арабы обычно относятся к — своим женщинам.

Мусульманки-кочевницы всегда выступали в иной роли, чем горожанки. Жена кочевника делит с мужем все опасности и неудобства кочевой жизни, поэтому к ней относятся скорее как к товарищу, чем как к рабыне.

По просьбе Махмуда мы посидели еще несколько минут — вместе, покурили и поболтали. Так полагается при встрече двух «кланов» среди одиночества пустыни.

— Семья Махмуда возвращалась со сбора фиников обратно в пустыню. Месяц или два в году ее палатка стоит у края оазиса — это период оседлости. В это время бедуины нанимаются на работу к владельцам плантаций. Они обрывают финики, а женщины собирают и сортируют. Их ослы и верблюды пока пасутся в большом общем стаде. На заработанные деньги кочевники покупают все необходимое для жизни в пустыне на целый год, прежде всего муку, сахар, чай, пряности… В этом году урожай фиников был плохой, рассказал Махмуд. Поэтому он раньше обычного собрался в обратный путь.

Когда сигареты были выкурены, Махмуд встал. Он еще раз с сожалением посмотрел на резиновые ведра, потом поклонился и ударил в ладоши. Верблюды, которые, воспользовавшись остановкой, жевали тамариск, росший у дороги, сразу же поднялись и зашагали дальше. Женщины нерешительно кивнули нам на прощание.

Мы посмотрели вслед удалявшемуся каравану и вновь ощутили удовлетворение условиями нашей кочевой жизни. Дитер глубоко вздохнул и вытер пот со лба.

— Представляют ли себе бедуины, что за наслаждение принять ванну!

ФИНИКИ И ДОМИНО

Много часов подряд мы видели только песок, камни, тамариск, горное плато цвета охры, а между ними — серую ленту асфальта. Но вот на горизонте показалась темно-зеленая полоса. Что это? Фата-моргана? Пальмы, вода в канавах, плантации, покрытые водой, тень… Нам сразу стало ясно, почему кочевники воспевают в своих песнях такие мгновения.