Перевёрнутый мир

— Ой, спасите! — визжала Бина, и ее вопли сопровождались нецензурной бранью. — Эта сволочь меня ужалила! Ненавижу!

Киношники подобострастно пытались помочь жене продюсера. Лютик чуть не сшиб меня с ног, и его красное лицо было перекошено от злобы.

— Ты, гад, чего стоишь, как остолоп, беги за льдом!

Но никуда бежать я не собирался, тем более вместо меня это уже делали десятки добровольцев. Я же, разжав ладонь, смотрел на мертвую пчелу, спасшую меня от унизительной процедуры.

— Ты чего это! — не унимался Лютик и взглянул на мою ладонь. — Фу, какая гадость! Зря я его сразу не прихлопнул, эту пчелиную морду!

— Зачем она сюда прилетел, — тихо сказал я. — В эту прокуренную комнату, на это отвратительное сборище, этот шабаш… На свете столько цветов, столько зелени…

Лютик подумал, что я сошел с ума. Он покрутил пальцем у виска. И бросился на помощь орущей Бине. Я сжал ладонь, приблизился к окну, распахнул его настежь и бросил пушистое насекомое в траву. Туда, где она и должна была жить. И умереть. Я вдохнул утренний воздух. Он был насквозь пропитан машинным маслом и заводским дымом. И все же он был лучше, чем студийный. Природа и сегодня пришла ко мне на помощь. Они все чувствуют и все знают, эти неразумные твари. И эта желтая пчела прекрасно знала, кому сделать больно и кого спасти. Даже ценой своей жизни. И я вдруг вспомнил, как давно, в Сосновке, мы с Валькой гуляли по лесу и наткнулись на пчелиный улей. Я схватил ее за руку и потянул назад, чтобы не рисковать. Но девушка заупрямилась. Помню, она уверенно заявила, что пчелы нас не тронут. Что они чувствуют, кто для них свой, а кто нет. А еще, по народной примете, они жалят только отъявленных грешников.

— Брось, Валька, — сказал я тогда девушке, — неужели ты и впрямь думаешь, что я ангел? Ты — это другой разговор, тебя они точно не тронут, а вот я… Я, признаюсь честно, грешник.

— Но не отъявленный же, — рассмеялась Валька. — К тому же даже если бы ты был отъявленным, они все равно бы тебя не тронули. Потому что ты ничего плохого не сделал ни флоре, ни фауне.

Пчелы кружились над нами, одна даже села мне на плечо, словно раздумывала, жалить или нет. Но тут же улетела, не сделав ничего дурного. А Валька ликовала, как ребенок. Она оказалась права… С тех пор много воды утекло. И я уже не знал, на моей ли стороне флора и фауна. Но когда я держал в своей руке пушистое тельце погибшего шмеля, я понял, что у меня еще есть шанс.

Из оцепенения меня вывел крик Лютика. Он тормошил меня и кричал прямо в лицо:

— Да очнись ты! Вот уж не думал, что ты до такой степени трус! Ну да! Ты же этих всех пернатых и лохматых больше моего терпеть не можешь! Да ладно, все! Приказано больше пчел не пускать ни под каким предлогом! На, бери, иди к Бине с повинной.

Лютик сунул мне кубик льда из морозильника, и подтолкнул к жене продюсера. В студии не было стульев, и Бина сидела прямо на полу, на каком-то журнале и громко ревела. Лютик со всей силы дал мне пинка, и я упал перед Биной на колени. Все зааплодировали. Финальная сцена удачно завершилась. Я принялся осторожно протирать ей глаз.

— Ой, как больно! — пищала она.

— Ну, прости, — попросил я прощения на коленях. — Ну-ну, все сейчас пройдет. Успокойся.

Почувствовав себя вновь на коне, я приказал принести стул. Кто-то мигом сбегал к реквизиторам, и через несколько минут Бина уже восседала на высоком бархатном троне. Ее лицо было красным от слез, а глаз так распух, что, казалось, вот-вот лопнет. Губы перекосила гримаса ненависти, похоже, уже не столько к моей скромной персоне, сколько к несчастной пчеле. Она была вылитой сватьей бабой Бабарихой, хитрой и злобной, и я подумал, что эту роль она, пожалуй, осилила бы.

Я приблизился к трону, меня преследовали слуховые галлюцинации: «На колени, на колени перед госпожой императрицей…» Будто зубной врач, я встал у ее изголовья и вновь осторожно приложил к глазу лед.

— Очень страшный глаз? — Бина вцепилась в мою руку.

Мне было совсем не жаль ее. Я с грустью думал о пчеле.

— Ну что ты, Биночка, слегка припух, к завтрашнему утру все заживет. Съемок все равно нет.

Бина вновь расслабилась в кресле, почувствовав себя королевой.

— А ты все-таки не встал передо мной на колени. По-настоящему.

— Во всем виновата пчела. Но ты не права, есть свидетели, как я рухнул на колени перед тобой, — еле сдерживаясь, ответил я и подумал: «Кто хочет унизить другого, рано или поздно унизится сам». У Бины это случилось рано. То ли на моей стороне была фауна, то ли Валька права — жалят отъявленных грешников. А может, и то и другое.

Сразу было видно, как Бине хочется еще раз опустить меня на колени. Но она не могла не понимать, что время ушло. И ее не спасало теперь ни то, что она сидит на троне, ни то, что она жена продюсера. Сколько бабу Бабариху ни сажай на трон, царицей она не станет. Но сила по-прежнему оставалась на ее стороне. И это понимала вся съемочная группа.

Властным взглядом Бина обвела студию. Опухший глаз при этом слегка дернулся. Ей оставалось разве что стукнуть о пол жезлом, но его не оказалось под рукой.