Перевёртыш

В 1933 году я поступил в школу. Я хорошо запомнил этот день, так как он совпал с отменой карточной системы. Напомню, что до этого на Волге свирепствовал страшный голод и мы жили впроголодь, главным образом, за счёт Торгсина, куда уплывали все немногие мамины ценности, случайно уцелевшие от лучших времен. Учился я поначалу плохо. Крутился, разговаривал на уроках, читал посторонние книги, дрался с товарищами. Из-за этого меня постоянно выгоняли с уроков, и я болтался по городу, дожидаясь времени, когда можно будет вернуться домой. Единственно что я хорошо делал, это пересказывал по просьбе учительницы прочитанные мною книги. Все слушали с удовольствием. На пути к школу был знаменитый в Саратове Глебучев овраг, застроенный лачугами, в которых в основном жили татары. С ними-то у нас и происходили драки. Дело временами доходило до "поджигателей" (самодельные пистолеты, заряжавшиеся "серой" от спичек). Много времени проводил на улице, катался на коньках (их прикручивали тогда веревкой к валенкам) и на лыжах, часто уходя за город, на горы или по льду через Волгу в Энгельс — столицу немцев Поволжья. Тогда мы гуляли в любую погоду, не боясь страшных морозов.

После 4-ого класса меня перевели в другую школу, где мои дела пошли в гору. После 7-ого класса я даже получил Похвальную грамоту. Особенно хорошо у меня шли устные предметы (история, география, литература и др.). Неплохо я занимался по математике и физике. Начиная с 6 лет, меня учили немецкому языку. Несмотря на ограниченность средств, с немкой я занимался несколько лет, почти до начала войны (это, безусловно, делалось под маминым влиянием). До ареста деда почти каждый день я бывал у него, что оказало на меня огромное влияние. Он много мне читал по-русски и по-украински, особенно по истории Украины, рассказывал о древнем Риме, прививал любовь к математике, поручая мне решать ряд задач, имевших отношение к его работе в Палате мер и весов. Поздним летом и осенью мы ходили с ним на пристань покупать арбузы. Покупали их целыми мешками. У него я научился различать пароходы даже по гудкам.

В 1939 году впервые я вместе с мамой и отцом совершил путешествие по Волге в тогдашний Сталинград (папа подумывал о переезде туда, но почему-то он не состоялся).

Летом мы обычно уезжали из Саратова: дважды или трижды в Одессу, где мы жили на даче у бабушкиного брата, один раз с дедом в Гадяч, в Москву или Подмосковье; год или два мы жили на Истре, а в 1940 году в Лосе (теперь это Москва и там живут мои две дочери).

В 1939 году началась финская война. Морозы стояли страшные. Сразу же возникли перебои с хлебом и появились огромные очереди, в которых ежедневно приходилось стоять мне. Об этом теперь даже страшно вспоминать.

Часто хлеб "заканчивался" и люди часам ждали на морозе, когда привезут еще что-нибудь — пончики, пирожки или "кух" (от немецкого слова Kuchen, пирог, пирожное).

Тогда же я начал ходить к папе на курсы стенографии, которые закончил, получив квалификацию "стенографа". Это также была мамина заслуга.

С началом войны трудности, естественно, возросли. Папу в армию не взяли по возрасту. С июля или августа начались регулярные налеты немцев на Саратов, но бомбить они пытались тогда только железнодорожный мост через Волгу, имевший стратегическое значение. Школьников посылали рыть окопы, проводили занятия по сборке и разборке оружия и штыковому бою, ввели занятия по изучению тракторов, осенью и летом гоняли в колхозы. Кстати, в это время депортировали всех немцев, и я видел опустевшие деревни в Заволжьи, где еще теплились очаги. Несколько раз мне пришлось даже читать "лекцию" перед началом дневных сеансов в кино на тему "Как подрывать немецкие танки бутылками с зажигательной смесью"!

Мы снова стали голодать. Огорода, как многие другие, мы не имели; некому было работать. Бабушка промышляла тем, что на базаре меняла вещи на продукты. Если это удавалось, то несколько дней мы "пировали" и даже иногда умудрялись отправлять посылки деду.