Перья

— Никто здесь не хочет учить уроки прошлого, и ты сам тому доказательство. Когда я рассказывал тебе о совсем недавних событиях, которые еще будут иметь последствия и для твоего личного будущего, и для будущего последующих поколений, ты смотрел на меня примерно как баран на новые ворота. Всё здесь маньяна[308], все завтра. Вы ничего не хотите решать сегодня, все откладываете на будущее.

Последнюю фразу Ледер выкрикнул, глядя в сторону удалявшегося грузовика.

Социалисты и коммунисты, настаивал мой собеседник, увязывают социальные проблемы со сложными научными теориями, очевидно полагая, что это позволит им откладывать решение проблем на неопределенно долгий срок. В отличие от них Поппер-Линкеус был озабочен изысканием быстрых практических решений. Абстрактные идеи не интересовали его, поскольку он вообще думал не об идеологии, а о людях и об их желании освободиться.

— И усвой себе, что коммунисты ненавидят Поппера-Линкеуса из-за того, что в его сочинениях содержится резкая критика Маркса, — с этими словами Ледер старательно растоптал листовку, которую нам вручила девушка в синей рубашке «Ѓа-Шомер ѓа-Цаир»[309].

Нарушив однажды родительский запрет и отправившись вместе с Хаимом к нашему соседу-философу, я изложил ему усвоенные мною от Ледера обвинения в адрес коммунизма.

Вопреки предостережениям моей матери, в комнате у доктора Пеледа не висело ни красного флага, ни портретов отцов-основателей марксистской теории и советского государства, но книг у него действительно было много, а в редких просветах между книжными полками на стенах висело несколько картин и рисунков. В углу комнаты стоял простой письменный стол с зеленой вазой на нем, в вазе покоилась ветка акации. Пол был застелен ковром, и когда мы зашли, доктор Пелед лежал на нем. На груди у него сидела его маленькая дочь, которую он смешил телячьим мычанием.

Хозяин квартиры велел обращаться к нему по имени, и беседа с ним оказалась настолько приятной, что я осмелился задать доктору Пеледу волновавший меня вопрос:

— Амирам, а правда, что вы ненавидите Поппера-Линкеуса?

— Кто это «мы»?

— Коммунисты, — ответил я и тут же почувствовал себя неловко.

— А почему ты решил, что я коммунист?

Хозяин понял мою неловкость и избавил меня от необходимости отвечать на заданный вопрос. Вместо этого он сказал, что, если бы я оказался в Музее революции в Москве, то обнаружил бы там целый зал, посвященный Попперу-Линкеусу. И в этом, считал доктор Пелед, можно увидеть жест признательности известному мыслителю, которого тот не удостоился ни в своей родной Австрии, ни в Государстве Израиль, считающем себя родиной всех евреев.

— В Советском Союзе Поппера-Линкеуса считают одним из выдающихся ранних мыслителей, определивших необходимость удовлетворения нужд человека на основе коллективизма, — продолжил сосед.

Его речь приобрела тональность лекции, звучащей с университетской кафедры на факультете философии, но он сразу же оценил комичность сложившейся ситуации, уложил ребенка в люльку, сел к письменному столу, дунул несколько раз на высохшие шарики цветов акации и спросил, откуда у такого подростка, как я, интерес к Попперу-Линкеусу.

Ледер, когда я спросил его о почете, который оказан в Москве нашему замечательному учителю, кивнул и сказал, что читал об этом в какой-то газете и что это, в сущности, не должно удивлять, ведь коммунистам легко демонстрировать уважение к умершему мыслителю. Они украшают свой иконостас именами Спартака и братьев Гракхов[310]

, вот и Поппер-Линкеус пригодился им в этом качестве. Но здесь Ледер спохватился и привел совершенно иное объяснение услышанному. Уважительное отношение Москвы к Попперу-Линкеусу — очередная ложь, распространяемая советским агентством ТАСС, чтобы посеять сомнения в душах истинных гуманистов, выступающих против диктатуры пролетариата и тех жестоких методов, к которым коммунисты неизменно прибегают с тех пор, как впервые ступили на историческую арену.

— У лжи нет ног, мой ученый друг, поэтому она летает[311].

Ледер был очень доволен своей остротой. Насладившись ее эффектом, он бросил поспешный взгляд в сторону входа в библиотеку, желая убедиться, что ни моя мать, ни Аѓува Харис не выследили нас здесь.

7

Читальный зал библиотеки «Бней Брит» на Абиссинской улице стал местом наших тайных встреч, когда моя дружба с Ледером перешла на подпольное положение. Ледер, с нетерпением ждавший ответа доктора Швейцера на отправленное тому предложение встать во главе линкеусанского государства, не тратил времени зря. Обложившись книгами по экономике, праву и истории, он сочинял черновой вариант конституции задуманной им державы. Так, во всяком случае, он утверждал. Приходя в библиотеку, я заставал своего друга погруженным в чтение и грызущим кончик паркеровской ручки. Подчиняясь его указанию, я не подходил к нему слишком близко, а садился через два места от него и делал вид, что занимаюсь приготовлением уроков.