Перо динозавра

— Последние восемь месяцев я живу в своем кабинете, — признался он. — Чтобы сэкономить деньги. Поездки на раскопки… все уходит на них. Я больше не мог платить за квартиру. До сих пор никто об этом не знал. Несколько последних ночей я спал здесь. Это мне? — Он осторожно потянулся к бутерброду.

— Да, — Анна протянула ему пакетик с соком и ошеломленно наблюдала за тем, как Тюбьерг разворачивает бутерброд и набрасывается на него.

— Вы прячетесь от Фримана, правда? — спросила она.

Тюбьерг жевал и никак не реагировал. Анна вдруг почувствовала, что все это для нее слишком. Она сняла крышку с одной из коробок с костями, лежавшей на письменном столе перед Тюбьергом, вытянула оттуда кость и ударила ею по столу перед носом своего руководителя.

— Вот это вот, — сказала она, — это передняя конечность птицы. Она оснащена полулунной костью, которая сочленена с двумя первыми пястными костями в запястье у всех без исключения манирапторов, то есть у всех птиц, как древних, так и современных. Это гомологическая черта, которая подчеркивает близкое родство древних птиц с современными. Фриман считает иначе. Он считает, что у динозавров в пясти, может быть, было что-то, что на первый взгляд можно перепутать с полулунной костью, но что у этих двух костных элементов нет ничего общего, кроме простой похожести, и что эта кажущаяся схожесть ничего не значит в отношении родства, — Анна пихнула переднюю конечность дальше по столу и снова полезла в коробку.

— А вот это… — сказала она.

— Стоп, — попросил Тюбьерг.

— …лобковая кость, — проигнорировала его Анна. — Мы-то с вами прекрасно знаем, что и тероподы, и археоптерикс, и пара энанциорнисов из раннего мелового периода имели дистальное утолщение на лобковой кости, еще одна гомологическая черта. Фриман, естественно, это отрицает. Затем следует наше несогласие о положении лобковой кости. Наше несогласие о перьях, о филогенетическом методе, о стратиграфическом разрыве, о восходящем положении таранной кости, обо всем, — Анна посмотрела на Тюбьерга. — Вот поэтому он приехал в Данию, Тюбьерг. Чтобы победить в споре, в котором он никогда не победит, а не для того, чтобы убить Хелланда, вас, меня или мою дочь.

— Стоп, — повторил Тюбьерг, поднимаясь, у него побелели суставы пальцев. — Это все равно не поможет.

Он взял со стола остатки бутерброда, пошел вдоль рядов шкафов и скоро исчез в темноте. Она слышала, как он возится где-то, и на секунду пришла в замешательство. Потом уронила голову в ладони.

Когда она возвращалась обратно в отделение, у нее зазвонил телефон. Это был Йенс.

— Привет, папа, — сказала она.

— Привет, Анна, — запыхавшись, ответил Йенс. — Я в командировке. В Оденсе.

— Ага, — Анна шла по стеклянному коридору между музеем и кафедрой биологии.

— Слушай, Анна, мама только что звонила. Она очень расстроена.

— Ага, — повторила Анна.

— А что вообще случилось? — спросил Йенс. — Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты же можешь хоть немного подумать о маме? Она же так тебе помогает, Анна, разве нет, малыш?

Анна почувствовала, что доведена до белого каления, и не сразу нашлась с ответом.

— Она сказала, что ты на нее наорала и бросила трубку. Что случилось? — Йенс казался расстроенным.

К Анне наконец-то вернулся дар речи.

— Объясни мне, пожалуйста, с каких пор мама стала такой хрупкой? — хрипло спросила Анна. — Она что, стеклянная? Нет, вот объясни мне, пожалуйста. Я с пеленок знала, что к маме нужно особое отношение. Всю мою чертову жизнь.

На противоположном конце трубки было совершенно тихо.

— Господи, — сказал наконец Йенс, — да успокойся ты.

— Я не собираюсь успокаиваться!

— Успокойся, тебе говорят! — рассерженно крикнул Йенс.

— Знаешь что? Передай маме привет и скажи, что Лили — моя дочь. И когда мама это осознает, пусть тогда и звонит. Черт возьми, папа, Сесилье ее стрижет и прокалывает ей уши, не спросив у меня разрешения!

В трубке снова стало тихо.

— Она же просто хочет помочь, — сказал Йенс.

— Мне не нужна ваша помощь, — ответила Анна. — Ни твоя, ни мамина.

В четыре часа она забрала Лили из детского сада.

Глава 8

Клайв проснулся у себя дома на острове Ванкувер и не мог поначалу понять, почему лежит на диване, но потом вспомнил, что накануне ударил Кэй. Он принял душ в гостевой ванной и побрился. Потом приготовил завтрак, поставил вариться яйца, поджарил бекон и сделал тосты. Все это Клайв водрузил на поднос и вынес в сад, где накрыл стол. Светило солнце, воздух был мягким и туманным. Кэй всегда покрывала стол скатертью, но Клайв не смог ее найти, поэтому вместо скатерти развернул и подложил под тарелки несколько бумажных салфеток. Потом он заварил чай и поднялся на второй этаж, чтобы позвать Кэй.

Дверь в спальню была открыта, и Клайв услышал шум воды в ванной. Он заглянул в спальню и увидел, что на кровати стоит чемодан Кэй. В ту же минуту она вышла из ванной и бросила на Клайва короткий взгляд. Во входной двери повернулся ключ.

— Мам, — прокричал Франц, — ты наверху?

Кэй спустилась по лестнице на первый этаж. Клайв слышал, как она негромко что-то говорит.

— Давай садись в машину, — сказал Франц.