Перо динозавра

Три дня и три ночи Клайв почти не спал, он писал статью. Это был его манифест. Закончив работу, он распечатал текст, сложил стопку листов на письменном столе и задремал. Ему снился Джек, но это был отвратительный сон. Джек и Майкл Креймер, они оба… они были… нет, сама мысль была ему невыносима. Джека и Майкла нельзя даже сравнивать, между ними пропасть, и одна мысль о том, что они… Клайв схватился за голову. Солнце двигалось над домом и давно уже светило ему в лицо. У него урчало в животе, но аппетита не было. Он успел перепробовать весь супермаркетовский ассортимент полуфабрикатов, все замороженные пиццы, все рагу, все обеды в банках и коробках, и его от этого тошнило. Дома в морозилке было по-прежнему полно продуктов, но их нужно было готовить. Накануне Клайв разморозил баранью ногу и положил ее в духовку. Это же должно быть элементарно! Сначала он забыл о ней, а когда в доме вдруг запахло ягнятиной и он помчался на кухню, мясо уже слишком пересохло. Он съел немного с одного конца. Вкус не имел ничего общего с бараньей ногой, которую готовила Кэй, какая-то жженая тряпка.

Клайв поднялся и взял со стола манифест. Он должен быть напечатан, и не как статья в журнале, а как брошюра. На обложке будет трехмерное изображение археоптерикса — естественно, без этой новой воображаемой бедренной кости, которую вдруг изобрели Хелланд с Тюбьергом и которую теперь суют во все новые изображения птицы. В версии Клайва археоптерикс будет выглядеть ровно так, как выглядел, когда его нашли в Зольнхофене в 1877 году, так, как представлял его Клайв, измеряя его в 1999 году. Это была самая красивая маленькая птица в мире.

Клайв сел на застекленной веранде и взялся вычитывать корректуру манифеста. Все должно было быть готово до его отъезда в Данию.

Он был глубоко погружен в чтение, когда в дверь внезапно постучали. В замке повернулся ключ, и Франц просунул голову в дверь.

— Привет, папа, — коротко сказал он.

Клайв выпрямился и успел подхватить статью, которая вот-вот грозила сползти с коленей на пол.

— Привет, Франц, — ответил он, поправляя очки. — Хочешь кофе?

Франц неуверенно покачал головой.

— Нет, я вообще-то занят, — сказал он. — Я приехал забрать одежду и книги для мамы.

Он поднялся наверх и начал возиться на втором этаже. Клайв остался сидеть на месте, делая вид, что читает. Когда Франц снова спустился, в одной руке он держал сумку, а в другой — чехол с черным расшитым блестками платьем Кэй. Клайв любил это платье. Оно тяжело оборачивалось вокруг ее бедер, и, надевая его, она всегда закалывала волосы так, что они вились по плечам. В последний раз они занимались любовью в тот вечер, когда на ней было это платье. Это было очень давно.

— Куда ты собрался нести это платье? — хрипло спросил он.

— Мама попросила его забрать, — ответил Франц.

— Нет, — ответил Клайв. — Это платье останется здесь, — сказал он, ухватившись за чехол.

— Не веди себя как идиот, — твердо сказал Франц. — Маме оно нужно.

— Зачем?

— Она идет в театр с Молли и Джеком, — быстро ответил Франц.

— Нет, — повторил Клайв и выхватил чехол.

Франц разъяренно рванул чехол на себя. В дверях он остановился и посмотрел на отца.

— Я тебя больше не понимаю, — сказал он. — Не то чтобы я тебя вообще когда-нибудь понимал, это правда. Но теперь я тебя совершенно не понимаю, — сказал он и вышел.

Весь остаток вечера Клайв пытался перестать представлять себе Кэй в театре вместе с Молли и Джеком. Это было невозможно. Джек в черном костюме, гладко выбритый и только что подстриженный, глаза внимательные, взгляд сосредоточенный, рот на этот раз мягкий и расслабленный. Рядом с ним — Кэй в черном платье, бледная и красивая, сидит в кресле с обивкой, окруженная замершими в ожидании людьми, понимающая рука Молли накрывает ее руку.

В начале весны они все вчетвером ходили в оперу, и это был особенный вечер. В антракте они выпили слишком много просекко, и получилось так, что Кэй возвращалась в зал первой, так что Клайв сидел между ней и Джеком. Он не мог сконцентрироваться во время второго акта и постоянно думал о том, что сидит между двумя людьми, которые значат для него больше всех на свете. Кэй просунула свою руку в его, а правой стороной тела он чувствовал дрожащее тепло Джека, то, как тот шевелится, как смеется, как нагибается к коленям. Измена Кэй и Джека показалась вдруг непростительной.

Принятое решение позволило ему успокоиться. Человеческая особь по сути своей одинока, и, в отличие от других беглецов от действительности, он смотрел этому факту в глаза. Его профессиональная реабилитация теперь важнее всего. Кэй наверняка вернется домой. В конце концов, у нее нет денег.

На следующее утро он впервые за три недели вышел на работу. Подъехал к университету на велосипеде и уверенно зашагал по коридору. Майкл вышел из своей лаборатории.

— Клайв, дружище, — сказал он. — Хорошо, что вы вернулись.

— Доброе утро, — ответил Клайв, проходя мимо молодого человека и направляясь к своему кабинету.