Павел Воинович[1], милый!Грустно, горько, тошно мне,Будто я перед могилойПриготовленный вполне.И при сабле, но без уса,И при глотке, но хрипим,И играл, да весь продулся,И люблю, да нелюбим.Что за бестолочь такая?Сроду не было скучней.Шепчут все, не умолкая,Всё о жёнке, всё о ней.Кто с издёвкой, кто с насмешкой,Кто жалея, кто браня;На зуб каждому орешком,Бедная, пришлась она.Пёсьи морды, а не лица,Шерсти вздыбленной клока.Окружают. Не отбиться.Тут Господняя рука.Ну, да пусть! Развязка скоро.То-то лаю по степи,Если всех нечистых свораС адской спущена цепи.Лишь с тобою, мой сердечный,Я утешился бы вдруг.Но в Москве своей, конечно,Бед моих не знаешь, друг.Прикатил бы – умный, добрый.На ошибки не пенял —Тихой ласкою бы обдал,Боль тоскливую унял.Укрепил бы светлой силой,Не подмяли б нас оне…Павел Воинович, милый,Одиноко, пусто мне.«Наскучило клеток деленье…»
Наскучило клеток деленье,Обрыдли стекло и металл.Давайте уедем в деревню,Как Пушкин когда-то мечтал.Поселимся в липовой роще,Зелёный поставив шалаш.И чтоб ни почтарь, ни паромщикПокой не нарушили наш.Прихватим любимые книги,Смешливых подруг и друзей,Вольнее любого расстриги —Живи, улыбайся, глазей!И, к мошкам имея участье,Да так, что с хлопушкой поврозь,Поверим, наивные, в счастье,Как Пушкину не довелось.«Оставим осень Пушкину! Пускай…»
«Унылая пора! Очей очарованье!»А. ПушкинОставим осень Пушкину! ПускайЛюбуется картинами распада;Нам – лучше лето: и поплавать надо,И обустроить огородный рай.Нет, мы не против золотой жары,Лететь за ней готовы хоть в Египет,А в честь того, что квас до капли выпит,Запустим в небо красные шары.Любимая! Ты только не болей!И зиму сбагрим Пушкину, пожалуй,Поскольку для саней и тройки шалойНе припасли горячих соболей.Чтоб умножались барские грехи,Нужны скакун, камин, отроковица,А что ему не к чёрту, нам сгодится,Ведь мы – народ попроще: от сохи.Весны не хочет? Заберём себе!И лишь затем, чтоб, улыбнувшись нежно,Нас поманила новая надеждаСладчайшей переменою в судьбе.«И с милой, и на дружеской пирушке…»
И с милой, и на дружеской пирушкеТы оживал – уныние к чертям!Ты лишь тогда и был собою, Пушкин,Умом – старик, а чувствами – дитя.Всех, всех насквозь ты видел быстрым оком,Всё проницал твой беспощадный взгляд.И вновь любовь в томлении глубоком,И снова жаркой ненависти яд.Потом женитьба. Пистолетов пара.Гроб на санях. Коней мохнатых бег…И люди говорят – звезда упала,А вещи знают – умер человек.«Кучерявые баки подрезал мерцающий иней…»