Собаки в мифологии являются медиаторами между мирами живых и мертвых. Неслучайно в похоронных причитаниях часто упоминаются «собаки Туонелы». Путь в Хийтолу нелегок, опасно и пребывание там. Об этом свидетельствует и повторяющееся число три (дается три задания, три дня длится дорога и т. д.). А как пишут исследователи, число три не только представляет собой идеальную структуру с выделенным началом, серединой и концом, но также «на первых порах троичность воспринимается просто как символ множественности»[360]
. Таким образом, путь в Хийтолу до бесконечности сложен и долог.В другом варианте сюжета о сватовстве в Хийтоле невесту называют «дочь ночи, дева сумерек» (SKVR.VII. 1. 428). То есть временное пространство сродни локальному и ассоциируется с темнотой, в нем сконцентрировано зло. Пространственно-временной локус Хийтолы чужд и положительным героям рун, и всему человеческому миру.
Чтобы приманить лесную удачу (metsän onni), существовал ритуал, в котором охотник отдавал себя во власть Хийси, который мыслится не кем иным, как дьяволом. Необходимо было написать кровью безымянного пальца:
Одна из карельских рун, в которой ярко отразился процесс христианизации карелов, рассказывает о том, как Хийси превратился в сатану. Творец (Luoja) спасается на лыжах от преследований язычников, которые все-таки настигают его на святой горе, сажают в глубокую яму и заваливают камнями. Но злой кузнец Хийси требует, чтобы Творца заковали в цепь, которую он изготовил. Тем временем Luoja молит солнце, чтобы оно выпустило его на свободу. Солнце растопило камни и советует Творцу отправиться к кузнецу Хийси. Кузнец не узнает Luoja и, поддавшись его советам, испытывает на себе прочность цепи. Тут-то Творец и заговаривает цепь на шее у сатаны, чтобы он не смог вырваться[361]
. Здесь возникают ассоциации с греческими мифами. Вспомним образ Гефеста, бога огня и кузнечного дела, сына Геры и Зевса. Он – небожитель, живет на Олимпе, и в то же время он будет низвержен с горы. А его хромота – тоже признак «нечистости». А. Ф. Лосев пишет, что Гефест – «и Олимп, и преисподняя, и высшее творчество, и стихийный демонизм»[362]. Напоминает карельская руна и о библейском сюжете, когда Люцифер, любимый Божий ангел, будет сброшен за непослушание с небес на землю и превратится в Сатану, борющегося с Богом за людские души.В карельских мифологическтх рассказах не сохранилось упоминания о Хийси, но М. Хаавио приводит рассказы, записанные в Приладожской Карелии. Однажды мать с проклятиями отправила детей выгнать корову в лес. Они остались «в лесном укрытии», так как лесной хийси (metsän hiisi) перенес их на черной шкуре через реку, над которой была протянута пленка (т. е. в иной, чуждый человеку мир). Через реку перенесли их «не свои мужики, плохие» и посадили в сарай. Детям там было очень плохо: сарай был полон народу, все они «очень плохо вели себя», играли на гармошках, плясали (именно так описывается в былинках нечистая сила, черти: их сборища всегда многочисленны и шумны). Дети так бы и не выбрались оттуда, но вдруг послышались выстрелы (оберег против нечистой силы!), «лес стали связывать» заговорами, и только тогда их вынуждены были отпустить[363]
. М. Хаавио пишет, что лесной хийси (metsän hiisi), которого могли называть и черт (karu, piru), иногда представал в виде маленького ребенка лешего, черного мужика, черной птицы, ворона, лесного животного.