Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Когда с проникновением христианского мировоззрения потусторонний мир для умершего человека, согласно идее воздаяния, разделился на рай и ад, а духи – на хороших и плохих, в понятиях началась полная путаница. Согласно библейскому учению, Бог – единственное творческое, позитивное начало, а все духи – это результат гнева Бога на падших ангелов во главе с самым прекрасным и любимым Люцифером. «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый Диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним»[372]. Карелу, сначала обожествлявшему деревья и саму стихию леса, а потом населившему его богами и духами, которым поклонялся и от которых, как считал он, зависит его удача и в скотоводстве, и в охоте, и при сборе грибов и ягод, трудно было принять то, что вдруг все эти лесные хозяева стали его врагами. Но постепенно христианская этика проникала все глубже, и настал момент, когда в одной и той же быличке духи, которых он недавно не только боялся, но и которым поклонялся, вдруг стали одновременно называться и «mecä-nizandät» (хозяева леса), и «pahalaizet» (плохие), и даже «karu, biessa» (черт, бес). Представление о недавних покровителях леса стало размываться, позитивная окраска стала сменяться негативной. Именно поэтому в последние десятилетия XX века, когда былинка как жанр еще очень активно бытовала среди карелов, самым распространенным сюжетом стал сюжет о «mecänpeitto», о «лесной прятке, лесном укрытии», когда лес прячет домашний скот в ответ на ругательства или даже проклятие человека в адрес животных. Вторым сюжетом, где нет никакого почитания, а есть только страх перед лесными духами, является сюжет о так называемых «свадьбах», о том, как некие существа большими компаниями с песнями и плясками бродят в лесу. В этих рассказах духи тоже одновременно называются и хозяевами леса, и «плохими», и чертями.

В Беломорской Карелии рассказывают, что «на земле черта (pirn) или плохого (paholaista) не называют своим именем, только: лес (metsä), лесной (metsähini), лесной мужик (metsämies), бегущий по лесу (metsänjuoksija)». Когда видели его в лесу, то если смотрели вверх, он был очень высокий, а если вниз – очень маленький. В одной из быличек рассказывается, что напротив дома был остров, на нем гора, каменная гряда шла стеной, а сверху была будто крыша, и в ней отверстие, через которое можно вылезти. Говорили, что «это дом беса». Однажды женщина в ночь на Иванов день была на рыбалке. Плыли на лодке, пели – и вдруг послышались голоса. Все испугались. И когда стали уже подплывать к дому, под мостом, вдруг что-то стало топить лодку. Заканчивает свое повествование рассказчица словами: «Lienöykö olluv vetehini vaim muu mettsähini! Был ли это водяной или какой другой леший!»[373] Таким образом, нарушив все пространственно-временные границы, женщина попадает под гнев некоего мифического существа, которого называет то бесом, то водяным, то лешим. То есть все эти три понятия иногда стоят в одной параллели в мифологических рассказах XX века.

Близко по значению к черту, бесу и такое название лешего как «tois-puoline» (другая сторона, потусторонний). В быличке, записанной в Войнице, он подходит к костру, на котором охотник варит ужин, и пытается напугать его. Интересно, что toispuoline, во-первых, остается по другую сторону костра, огонь служит как бы оберегом для человека, чертой, которую не смеет перейти «враг». Во-вторых, противопоставлены сами наименования: лешего называют «другой стороной», а человека – «крещеный» (ristitty, ristikanzu) (SKS. 1601). В другом меморате говорится о toispuoline, живущем в горах. На этой горе было очень много птиц. Охотники настреляют их, а найти не могут – это «другая сторона» забирает их. Тогда охотники на каждый выстрел стали говорить: «Господи, благослови!». И тогда «нашли очень много птиц, раз благословляли». A toispuoline вынужден был уйти из этих мест (SKS. 141).

На севере хозяина леса называлии «vaaranjuoksija» (бегущий по горам), тем самым указывая его место обитания[374].

В одной из быличек лешего называют pitkysormine (длиннопалый), подчеркивая одну из гипертрофированных особенностей его внешности: «Pitkysormizel käis eäre ziivattu, anna ristikanzal ziivattu! Из рук длиннопалого животное – вон, отдай человеку животное!» (191).

Внешний вид духов-хозяев леса

1. Фитоморфные образы карельской мифологической прозы

Говоря о внешности духов – хозяев леса, следует, в первую очередь, обратить внимание на наличие фитоморфных признаков, которые свидетельствуют о наибольшей древности образов. Данные признаки сохранились только во фрагментарном виде.