Некоторые ученые считают, что для растительных реалий характерна более поздняя мифологизация: «В космогонических мифах растения – фактически первые объекты, созданные богами. Однако частью мифологических и ритуальных систем растения становились позже, чем животные, поскольку ядро мифологических представлений о растениях предполагает уже более или менее развитые земледельческие культы, и, следовательно, само земледелие, появляющееся гораздо позже, чем скотоводство и тем более охотничий и рыболовный промыслы»[375]
.Самым распространенным в карельской мифологической прозе является уподобление роста лесных хозяев высоте растительности, среди которой они проходят. Рассказчики часто подчеркивают, что где деревья высокие, там и духи огромного роста, в кустарнике и они выглядят пониже, а в траве вровень с ней. Знахарка говорит: «Идите в лес. Какие деревья, такие и жители придут к вам» (88). Чаще говорится, что это «мужик, ростом с высокие деревья» (204) или «из лесу идут такие мужчины, которые выше деревьев» (207).
«Стоит он… подле высокой ели, и кажется тебе, что подле ели стоит еще другая ель, а между тем на самом-то деле – это и есть леший. В маленьком леску он сам становится маленьким, а потому его опять и не отличить от деревьев»[376]
.Карелы считали деревья живыми. Об этом свидельствует замечание информанта о том, что еще бабушка ей говорила: «идти по лесу надо так быстро, чтобы одно дерево тебя видело, другое – нет» (ФА 3712).
Совершенно необычное по своей красочности описание лесных жителей дается в одной из карельских быличек. «Иду в лес, – рассказывает женщина, – ельник такой, вот такой высоты елочки, маленькие. Но есть и высокие деревья, а те маленькие деревья среди больших. И они словно бы в шелка одеты, эти елочки. Шелк есть ведь, ну словно бы шелк, шелковые платья на сосенках одеты или что – так они одеты.
В старинном карельском предании рассказывается, как прародители, приняв образ елей, защитили потомков при наступлении шведов на Олонец. Враги расположились в устье Олонки и вдруг вдали заметили большое войско; испугавшись, они вынуждены были отступить[377]
. На самом деле это был всего лишь ельник у д. Горки.В одном из сюжетов, распространенных в Приладожской Карелии, лесной дух будит спящего человека: «Вставай, старший будет спать!» Человек еле успевает вскочить, как на то место, где он спал, падает дерево[378]
.Архаичными являются и сюжеты, в которых хозяева леса изображаются спереди похожими на человека, а сзади – на трухлявый пень, еловую кору, на ель, покрытую лишайником, и т. и. Чаще это относится к женским персонажам, которые спереди очень красивы, а сзади – уродливы в человеческом понимании, но тем самым они сохраняют в себе самые древние фитоморфные черты. Иногда в лесу встречают девушку в женской одежде, она доит коров и, пятясь, убегает, не желая показаться человеку со спины. Такие образы остались зафиксированными только в финских архивах, сохранивших наиболее старые записи, сделанные до XX века[379]
. В Южной Карелии встречаются рассказы о том, как в лесу к охотнику, ночующему у костра, приходит лесная дева – спереди красивая, а сзади как чурбан. Под Олонцом и в Беломорской Карелии рассказывали, что в лесу человеку может явиться лесная хозяйка (metsänemäntä). Она в женской одежде, но ни в коем случае не хочет показываться сзади. А в Южной Карелии подобным образом видели и духа леса (metsänhaltija), здесь подразумевается уже мужской персонаж. Пастухи, охотники, сборщики ягод встречали его в облике человека: спереди как мужчина, а сзади волосатый, как еловый пень, покрытый бородатым лишайником. В Приладожской Карелии и сама дева леса сзади могла быть похожей на ольховую ветку, и, к примеру, прекрасная коса, подаренная хозяином леса, при пристальном взгляде на лезвие превращалась в еловую ветвь[380].Судя по указателю Л. Симонсуури[381]
, в Приладожской Карелии записаны мифологические рассказы, в которых хозяева леса предстают в самых разнообразных зооморфных видах. Это глухарь, тетерев, лось и медведь, самые крупные и почитаемые карелами птицы и животные.